Ольга Эрлер - Александр и Таис. История одной любви. Книга первая

Они засмеялись. «Я счастлива безумно,» – сказали обе Таис друг дружке.

– Спасибо за рассказ.

– Ты что-то понял из этой …словесной каши?

– Почему же, ты очень понятно рассказываешь, зримо: рассыпаешь слова-самоцветы, которые емко передают мысль.

– О! Что за слова такие? – Таис подняла брови.

– «Страх», «одиночество», «довольство жизнью», «я их до сих пор люблю» – он скопировал ее иронично-настойчивую интонацию и афинский выговор. – И, кроме того, у тебя все написано на лице.

– А что мне скрывать? – в этот момент ее ноги коснулись дна.

Выходя из воды, она ощущала себя богиней. Ей хотелось, чтобы и Александр так ее увидел. Неизвестно, рассматривал ли ее восторженно Александр, зато остальные делали это до неприличия активно. Неарх вложил всеобщее мнение в следующую фразу: «Таис, ты вполне можешь повторить знаменитое святотатство гетеры Фрины – выступить в роли самой Афродиты, и тебя так же, как ее, оправдает суд.» 6 6 Фрина позировала для Афродиты Книдской скульптора Праксителя, за что ее обвинили в неуважении к богам. На суде Фрина разделась и, пораженные ее божественной красотой, судьи отменили страшное по тем временам обвинение.

– Зачем же повторяться, – промолвила Таис.

Александр одобрительно рассмеялся.

– Скульптор Динон, – усмехнулась Таис, – когда в очередной раз крушил плод моих многодневных стояний, приводил свой убийственный аргумент: «Это не Книдская Афродита». А я, признаться, не видела ни знаменитой Книдянки, ни ее прообраза, гетеры Фрины.

– Я не могу судить о разрушенных статуях Динона, хотя видел Афродиту Праксителя, копии, к сожалению. Но я могу судить о моделях и потому понимаю Динона, – сказал Александр.

Таис запуталась и даже тряхнула головой, пытаясь понять, что он имеет в виду.

– Ты – красивее, – просто подытожил Александр.

– Ах, где там… Да и кто не красивый в 21 год! – пролепетала Таис, смущенная его прямотой.

– И в тебе нет этого ограниченного тщеславия. У тебя другая кровь. Фрина была лишь двойником богини, ее точной, но только внешней копией, – спокойно продолжил Александр.

Таис привыкла слушать комплименты, но они были ничто в сравнении с тем, что говорил Александр. Его мнение значило для нее больше, чем мнение всего мира.

– И Динон зря винит себя в неудаче, – продолжил царь. – Дело не в нехватке таланта, а в том, что есть вещи в мире, которые нельзя ни запечатлеть в камне, ни выразить словами.

Таис побледнела и опустила глаза.

Как Таис мольбами не пыталась остановить его, длинный удивительный день все же подошел к концу. Целый прекрасный день с Александром! Она имела счастье наслаждаться его обществом все утро, день и вечер. Сейчас, у костра, Александр рассказывал ей, как пару лет назад с родителями ездил в Олимпию; о постройке там круглого «Филиппейона», о том, как отчаянно квакали лягушки в речке Алфее, текущей вдоль священного города Зевса.

– Там мы с Гефестионом… – смеясь, начал он и осекся, замолчал, стал озираться вокруг.

Улыбка сошла с его прекрасного загорелого лица, глаза озабоченно, а потом грустно искали что-то. Потом перестали искать, он облизнул губы и замер, как и Таис, которая невольно повторяла все его движения, и сейчас смотрела не него таким же растерянно-удрученными глазами, какими он смотрел в пространство. Поднесенная ко рту виноградинка так и застыла в ее руке.

– Ну, ладно, – вздохнул царь после долгого непонятного молчания. – Извини, мне надо идти, будь здорова, будь умницей, извини, мне… надо… – он закусил палец и на мгновение поднял глаза. О! Потом отвел взгляд, кивнул пару раз, поднялся и ушел.

Таис озадачено смотрела ему вслед, пока он не исчез в темноте.

Александр решил задержаться в Эфесе. Милетцы прислали послов с обещанием сдаться. А персидский главнокомандующий, грек Мемнон, все равно уже бежал из Милета в Галикарнас. Первый генерал Александра Парменион захватил в лидийской столице Сардах казну, так что вопрос пополнения военной казны счастливым образом разрешился, и можно было воевать дальше. (Идя на Персию, Александр едва наскреб денег на месяц войны.) Кроме того, греческий флот еще полностью не подошел, и можно было дать себе и людям пару дней отдыха.

На торжественном богослужении перед руинами знаменитого храма Артемиды Таис впервые увидела, с какой серьезностью Александр относится к религиозной стороне жизни – он принимал в церемонии живейшее участие. Жрецы не смели противиться, так как Александр передал храму право сбора городского налога для его восстановления. Александр был не только верующим человеком, но, по македонским обычаям, являлся главным жрецом и посредником между своим народом и богами. Таис же не отличалась набожностью, и в религии ее больше интересовала внешняя, повествовательная, а не мистическая сторона. Хотя она знала некоторые культы, даже стала жрицей Исиды, внутренне это мало изменило ее. Может, она просто не встретила еще своего бога?

Потом, на пиру под открытым небом, Александр шутил по поводу храма, что чувствует себя в какой-то мере виноватым в уничтожении святилища, так как в злополучный день пожара Артемида покинула свой дом, чтобы помочь Олимпиаде разродиться им. (Артемида покровительствовала роженицам. По преданию Александр родился именно в тот день, когда подожгли храм.)

– … чем воспользовался презренный человек, решивший черным делом увековечить свое имя. Поэтому мы не поминаем его имени, – пошутил Александр.

– Герострат, что ли? – уточнил Клит, приближенный царя.

– Клит! Не называем имени, – покачал головой Александр. – Так что, я должен восстановить справедливость и отстроить храм в прежней красе.

Эфесские дни пролетали, как одно мгновение. Прошло всего полторы декады с тех пор, как Таис покинула Афины, а ей казалось, что промчались месяцы. После поездки на остров Таис видела Александра только мельком и лишь потому, что сама искала всякой возможности его встретить. А на пиру они даже поговорили, насколько это было возможно в шуме и гаме, среди сотни гостей. Александр поведал ей, что его снова будет рисовать Апеллес, и завтрашнее утро он проведет в его мастерской.

– Побуду в твоей роли. Но для меня это тяжело, я непоседливый. Даже Аристотелю пришлось гулять со мной, – не мог я высидеть урок. Так он стал «перипатетиком 7 7 Перипатетики-«прогуливающиеся», так называлась философская школа Аристотеля », – пошутил он.

– О, какое совпадение, – соврала Таис, – меня тоже попросили попозировать.

Тут ее привлек громкий и невероятно заразительный смех, и она с изумлением начала озираться вокруг. Она, как большинство женщин, не могла сразу определить, с какой стороны доносится звук.