Александр Верт - От Каина

− Но что-то ведь я могу сделать для тебя?

− Не оставляй меня, − прошептал Каин, еще раз взглянув в зеленые глаза.

От зрачков по глазам пробегали яркие прожилки цвета молодых листьев. Каин хотел запомнить ангела, но глаза предательски закрывались, а слезы бусинами катились по щеке, по пальцам, в ладонь, а после падали в небольшой флакон с резными гранями.

− Я не оставлю тебя, − прошептал мелодичный голос, но мальчик уже спал…

− Из этого разговора Каин почти ничего не понял. К тому же бессонная ночь накануне, сильный стресс и откровенная истерика легко могли вызвать галлюцинации. Люцифер. Чем не галлюцинация для грешника, не так ли? Но Каин не мог знать ничего о психических расстройствах, зато он мог легко забывать и верить в то, чего нет, как обычный ребенок, если конечно он еще был ребенком…

Каин проснулся на мокрых деревянных досках. Пятна крови, размазанные дождем, превратились в странные узоры, повторяющие ход древесных волокон. Видя их, Каин с трудом вспоминал, что произошло накануне. Вставать ему не хотелось. Он не видел в этом смысла, зато видел кровь, измазанные ею руки, пропасть и сгоревшие ворота. Черное дерево, рельефными расщелинами показывало ему заветное поле. Обгоревший засов, истонченный, но черный, напоминал о запрете.

Вверху живота стояло противное нытье, а чуть выше голода царапалось нечто незримое. Пришлось перевернуться на спину, чтобы сделать болезненный вдох.

Мрачное небо больше не плакало, но облачная пелена густым покровом скрывала солнце. Хотелось плакать, но слез не было. Ветка над головой напоминала о безумной возможности рискнуть, пройти по ней и спрыгнуть по ту сторону стены. Это был бы опасный прыжок, но это лучше прыжка в пропасть. Однако мысль о таком выходе вызывала тошноту.

Лежать в крови брата было невыносимо, и потому он с большим трудом вставал, пытался сделать шаг и к своему ужасу делал его. Ему казалось, что окаменевшее от холода тело не должно двигаться, но рукам хватало сил рвать грязную одежду и ее обрывками раздирать пальцы до крови, только бы убрать с них багровые пятна.

В животе все так же ныл голод.

− Право на завтрак можно заслужить одной лишь жизнью, − повторял он слова отца, спускаясь на землю.

Он не мог вспомнить, как принял решение куда-то идти, просто поймал себя на том, что уже проделал часть пути и, выходя из леса, шагнул в высокую траву, не оглядываясь.

− А если чудовища найдут меня? – шептали его губы. – Они убьют меня?

− Конечно, убьют, − отвечал он сам себе, но продолжал идти, не пытаясь проверять дорогу.

− А мама будет помнить меня?

− Плохих людей не стоит помнить.

Споткнувшись о камень, он упал на колени и с удивлением смотрел на собственные руки, покрытые неровной кровавой коркой.

− Кто-то сказал, что я не плохой.

− Этот кто-то явно ошибся.

Каин делал тяжелый глубокий вдох и вставал, чтобы поднять глаза к небу и увидеть так низко склонившееся серое полотно, а потом не понимать, зачем он смотрит на него, и вновь делать шаг в высокой траве.

И вот он снова смотрит в небо, лежа средь обглоданных костей. Над ним парит крылатый враг, а он не знает, что делает здесь. По-прежнему хочется есть. А плакать уже не хочется.

Он делает новый вдох и понимает, что воздух как никогда холодный, и выдыхает клубы тумана. Рывком садится и видит кусок кровавого свежего мяса на белой кости. Кровь его не смущает, напротив, ее следы кажутся приятным подарком, но что-то внутри сжимается.

− Ты не имеешь права есть, если не работал, − говорит он сам себе слова отца и клацает зубами в пустоте, встает и снова делает шаг.

Падает и снова встает. Внутри что-то вздрагивает. Куда он идет, он не знает. Ориентиры все куда-то подевались. Сплошная трава кругом и небо серое, как лицо у мертвого Авеля. Вдох, а на выдохе уже хрип.

И вновь падение. Змея шипит так близко. Почти темно, но еще можно различить ее тонкий силуэт средь песка и травы. Да и глаза у этой твари так ласково блестят во тьме.

− Ужина достойны только праведные, − шепчет он и тут же отвечает сам себе. – Мне все равно. Я есть хочу.

Глядя в змеиные глаза, он буквально видит, как может вцепиться в это существо зубами. Почему-то разодраны руки. Ноги покрыты синяками. Когда он успел порвать штаны? Не помнит. В голове что-то стучит и словно взрывается, а змея противно шипит в руках. Шипит и смотрит своими зелеными глазами. Большими зелеными глазами с дивными прожилками.

И снова внутри все сжимается. Желтые змеиные глаза матовыми дисками напоминают две луны. Роняя ее, Каин спешно закрывает рот, чувствуя, как все внутри содрогается судорогой.

Почему он стоит на коленях? Почему вытирает белыми руками зеленую жижу и почему снова делает шаг? Куда?

И снова падение, до большой воды осталось совсем немного, но пар от каждого выдоха пугает все больше. Белые хлопья, падая с неба, ложатся на камни. Холодно. Так холодно еще никогда не было, но он все равно встает, делает шаг и снова падает на окровавленные колени. Снова встает, шипя как змей. Глядя на воду, пересохшими губами он еще пытается что-то сказать, но не может. Камни под ногами предательски скользят. И снова падение, но уже у самой воды. Встать уже не пытается, ползком преодолевает это последнее расстояние и опускает руки в ледяную воду.

Она холодная настолько, что хочется закричать, но, открывая рот, он лишь бессмысленно хрипит и не может уже пошевелиться.

Течение, омывая его руки, быстро убирает и грязь, и следы крови, открывая виду белоснежную кожу без ран и шрамов.

В голове по-прежнему что-то стучит, а холод становится не страшным.

Он облизывает губы, и в отражении видит сам себя. Но не узнает. Черты лица вроде те же, а что-то с ними не так, они словно заострились и в то же время стали мягче. Пересохшие губы потрескались. Волосы белые, как небесные хлопья, падали вниз густыми зубчатыми прядями. Вот только это было неважно. Пугало другое. В водной глади он видел глаза цвета свежей крови. Глаза, смотрящие прямо на него.

Хотелось закричать и отшатнуться, но ни того, ни другого он не мог, продолжая смотреть на себя такого, какого он прежде не знал…

Иллюзия рассеялась, но лицо из отражения по-прежнему стояло перед глазами Ивана. Детские руки рвали тетрадь, уверенно и беспощадно, пока не осталась кипа меленьких бумажек в детских ладонях.

− Бах!

С этой короткой фразой собеседник внезапно подбросил обрывки. Упали они на пол прахом. Мальчишка же улыбался.

− Да, маленький Каин увидел в отражении меня, потому что я и есть Каин, − признался рассказчик, посмеиваясь. – И все это моя история.