Александр Черенов - Из записок Лаврентия Берии

Я умышленно сделал это небольшое лирическое отступление на тему карьерного роста. А то мне уже сейчас «грузят» продвижение «по блату». В наше время и слова такого не знали, как минимум, в «бытовом» смысле. Конечно, протекцию могли оказать, но дальше уже сам выплывай! За ручку по жизни тогда не водили! Есть такое американское словечко «selfmademan»: «человек, который сделал себя сам». Боюсь в очередной раз навлечь на себя гнев апологетов «руководящего начала», но я и есть такой, вот, «selfmademan». Никто меня «вверх по лестнице» не толкал, никто не отрабатывал ни поводырём, ни проводником, никто не заслонял «героической грудью» от гнева начальства.

Это я к тому, что сейчас наверняка отыщется немало желающих бросить в меня камень, если не первым, то хотя бы вторым. Припомнят всех моих «знакомых по жизни». Некоторых, правда, усердно «отмазывая» от слишком тесного знакомства со мной, дабы не запятнать этим знакомством их белоснежные ризы. А других моих «покровителей» уже сейчас готовят в «козлы отпущения». Только они, занятые изготовлением «козла» из меня, и не подозревают об этом.

Об этой категории, в силу некоторых соображений, я умолчу. О них ещё вспомнят и без меня. И «знакомство» со мной им ещё припомнят. А, вот, о второй категории сказать можно и даже нужно. Так, уже сейчас «жертвами коварных домогательств негодяя Берии» выставляют моих старших товарищей: Кирова, Орджоникидзе, Мясникова, Лакобу. Всех тех, кто бескорыстно одарил меня своей дружбой. Никого из них уже нет в живых, поэтому следствие безнаказанно может «подтягивать» меня к их финалам. Хорошо ещё, что не всех удаётся «записать в потерпевшие»: к факту гибели Сергея Мироновича меня, как ни старались привязать, а не смогли. Отвязались. Зато отыгрались по всем остальным. По полной программе отыгрались. О Серго и Несторе разговор впереди, а пока я остановлюсь на «моём участии» – «руководящем», естественно – в гибели Мясникова.

В то время, о котором я веду рассказ, Александр Фёдорович Мясников был секретарём Закавказского крайкома РКП (б), а впоследствии – Заместителем Председателя Совета народных комиссаров ЗСФСР. Мне приходилось по работе пересекаться с ним, но нечасто. В Закавказье я был слишком мал для такой величины, как Мясников. Поэтому по всем рабочим вопросам с ним сносился исключительно первый руководитель ЧК-ГПУ республики: в Азербайджане – Багиров, в Грузии – Кванталиани. И это правильно: каждому овощу – свой срок. Тем более что Кванталиани, пусть и хороший мужик, и чекист толковый, а к вопросам соблюдения подчинёнными субординации относился не только ревностно, но и ревниво.

Вот, я и старался не давать ему лишних поводов даже тогда, когда повод возникал помимо моего желания. Что тут поделаешь: в глазах Мясникова я стоял выше и Багирова, и особенно Кванталиани. Но ведь я не сам себя туда поставил! Я ничего не делал для того, чтобы, как говорить, выпятить себя на откровенно бледном фоне своего начальника. Напротив: я всегда «соблюдал дистанцию», «не наступал на пятки» и «не дышал в затылок». А о подножке или о том, что называется «падающего подтолкни», и речи быть не могло! Конечно, Епифан ревновал всё равно, но абсолютно беспочвенно. Так, что совесть моя была чиста.

Поэтому, как говорил один из персонажей Зощенко, «мне оскорбительно слышать…». Или, как говорил уже другой персонаж уже других авторов – Ильфа и Петрова: «а мне эти Ваши намёки очень даже оскорбительны». Речь – о намёках на мою причастность к гибели Мясникова. Тем, кто не помнит эту историю, напомню: двадцать второго марта тысяча девятьсот двадцать пятого года в авиакатастрофе погибли замПредсовнаркома ЗСФСР Александр Мясников, председатель Закавказской ЧК Соломон Могилевский и замнаркома РКИ Георгий Атарбеков.

Как говорится, погибли… ну, и что теперь поделаешь. Тогда, в двадцать пятом, ничего не поделали – и поделывать не собирались. Но сейчас, после слова «погибли» и перечня фамилий и должностей, мои «высокопоставленные критики» делают многозначительную паузу – и разят «убойным доводом»: «В это время Берия работал заместителем Председателя Грузинского ГПУ». И всё. То есть, «sapienti sat»: «догадайся, мол, сама!»

Ну, не сволочи, а?! Мало того, что не потрудились даже «разоблачить» как следует, так ещё и в «жертвы негодяя Берии» определили Мясникова! Человека, который без всяких намёков с моей стороны на всех уровнях характеризовал меня исключительно положительно – и однажды даже «записал в интеллигенты»! Человека, который не побоялся встать на пути «убийственно принципиального» Кедрова, когда тот задумал вплотную заняться мной! Человека, с которым мы ни разу даже не поссорились: ну, вот, нечего нам с ним было делить! Я – небезгрешен, но среди моих грехов никогда не было чёрной неблагодарности. И, потом, кто я такой был для него, если он – один из руководителей Закавказья, а я – всего лишь зампред республиканского ГПУ?! Я не стоял у него на дороге, он не стоял у меня!

Видимо, до моих «разоблачителей» что-то, наконец, дошло, и они подкорректировали обвинение. В новой редакции оно звучало так: «Мясников погиб в авиакатастрофе потому, что „что-то такое“ знал о Сталине». Воистину: «в огороде бузина, а в Киеве – дядька»! Причём тут Сталин?! И что такого в двадцать пятом мог знать о нём Мясников? Тем более, какие «тайны мадридского двора» могли быть после того, как по делегациям зачитали письмо Ленина с нелицеприятной характеристикой Генсека? Если бы Мясников «что-то такое» знал, то, уж, не преминул бы «дополнить» Ленина: Александр Фёдорович был человек горячий и принципиальный.

Да, и что «такого» он мог знать?! Давным-давно разоблачённую фальшивку о «работе» Хозяина на царскую охранку?! Так этой байке цена – ещё меньше той, что о моей службе в мусаватистской охранке: и на ломаный грош не наберётся! И с какого тут боку я?! Как это «знание» могло поставить под угрозу мою карьеру?! Мне это было, честно говоря, «до лампочки»!

Когда я привёл этот довод Руденко, дяденька прокурор быстро объявил перекур. Вернулся из Кремля – а откуда ещё?! – он уже с новой редакцией: «меня „попросил об одолжении“ Хозяин». Ну, а это уже ни в какие ворота! Кто я тогда был для Хозяина?! Он тогда ещё и Хозяином мне не был! Больше того, он меня ещё не знал, и вряд ли догадывался о моём существовании! Ведь это – двадцать пятый год. Он – Генеральный секретарь ЦК, я – небольшой чин в провинциальном ГПУ. Если бы у Хозяина действительно возник «такой интерес», то для такого деликатного мероприятия он нашёл бы человека посолидней. Как минимум, проверенного делом.

После этого контрдовода Руденко уже не отлучался в Кремль: фантазии обвинения иссякли. А когда я «попросил» навалить на меня все самые значительные летальные исходы двадцать пятого-двадцать шестого: Фрунзе, Дзержинский, Нариманов, Владимиров, Красин – вопрос «о причастности Берии к гибели Мясникова» на допросах больше не всплывал. Руденко даже сподобился частично смутиться, когда я предложил ему «для страховки, если не хватит обвинений», нагрузить меня причастностью к аварии аэровагона в июле двадцать первого, когда погиб Артём. Довод – «железный»: я ведь уже работал в ЧК, а, значит, мог оказаться причастным. С учётом сегодняшних «разоблачений» меня «как заклятого врага советского народа» – «наверняка оказался»!