Александр Черенов - Из записок Лаврентия Берии

Поэтому к своему пятнадцатилетию Грузия подошла «под мудрым руководством своего испытанного вождя, верного соратника великого Сталина – товарища Берии». Под «таким соусом» нам с ней – мне и Грузии – просто нельзя было не дать по ордену. Только и к ордену, и к дифирамбам я относился «философически». Потому что человеку с головой нельзя иначе. Если, конечно, он хочет и дальше носить эту голову на плечах. Ибо, как глянешь вокруг – «иных уж нет, а те далече»! А все были такие «члены», «соратники» и «орденоносцы», что дальше некуда! А, оказалось, есть, куда, и много дальше! Много дальше самого Магадана! Вот она – сермяжная правда жизни…

В такой ситуации – и из неё тоже – есть только один выход: работа. Работа до седьмого пота и кровавых мозолей, и не всегда чужих! Конечно, отчасти я согласен с установкой «Сначала ты работаешь на авторитет, а потом авторитет работает на тебя». Только не надо её абсолютизировать. Заиметь авторитет у Хозяина так же просто, как и потерять его. И ни интригами, ни «облизыванием монаршего зада» его не укрепишь – только делами.

Поэтому мне смешно – и, вместе с тем, обидно – слышать от Руденко вольный пересказ «ветеранистой» байки о том, как «этот беспринципный интриган, злодей Берия втирался в доверие к вождю». Я имею в виду ту, двадцатилетней давности, историю с «выстрелами в сторону катера с вождём на борту». Казалось бы, ещё тогда из этой истории выжали всё, до последней капли. Но нет: снова вытащили из архива, «стряхнули пыль» – и «обряжают в состав преступления». И преступления не того, кто произвёл эти злополучные выстрелы: преступления «негодяя Берии»!

Якобы Берия инсценировал покушение на вождя с тем, чтобы «мужественно заслонить его своей грудью». Прямо не Берия, а Генрих Гиммлер! С той лишь разницей, что тот «заслонил фюрера» от холостого патрона. Но в нашем-то случае стреляли боевыми! Зачем же делать из Берии дурака?! Получается, что я «имитировал» покушение с боевыми патронами, да ещё с огнём на поражение! Это, что: я должен был заслонить вождя от настоящей пули?! Значит, его спасти, а самому «крякнуться»… из карьерных соображений?! Ну-у, «граждане народные заседатели»! Ладно, Москаленко. Что с него возьмёшь: «ать-два, левой!». «Унтер Пришибеев» – он и есть «унтер Пришибеев»! Но Руденко-то, профессиональный юрист – куда?!

Нет, конечно, дыма без огня не бывает. «Огонь» был и в том случае, и не только ружейный. Но его функции «исполнял» обычный бардак. Хозяину внезапно захотелось совершить «променад» по морю. Охрана и принимающая сторона не успели «пополнить» заявку на прохождение судов в погранзоне ещё и этим прогулочным катером. Ну, вот, приспичило Хозяину! Обойти зону погранзаставы «Пицунда» нет никакой возможности: это, так сказать, наш «караванный путь». Ну, и естественно: как только катер оказался в зоне, пограничники сверились с часами и со списком, и попросили катер пристать к берегу. Как попросили? Выстрелами, конечно! Только не в сторону катера, а в воздух! Не по носовому, не по кормовому срезу – в воздух! Кто распорядился? Тот, кому и положено: командир отделения пограничников по фамилии Лавров.

Как состоявший в свите вождя, я, разумеется, видел и слышал, что это – по нашему адресу, но не по наши души. По этой причине мне не было нужды валиться на Хозяина с воплями: «Берегись!». Тем более что я буквально на днях облачился в новую «униформу». Как говориться, была нужда пачкаться: надо беречь вверенное имущество!

Что было потом? Кстати, Хозяин, разобравшись, просил, чтобы ничего не было. Но «до Бога высоко, до царя далеко». А ещё: «государи на Руси святы, это воеводы – супостаты». Это я к тому, что, как только Хозяин убыл, из Москвы тоже кое о чём «попросили». А именно: «разобраться» с начальником оперативного сектора, а заодно и председателем ГПУ Абхазии Микеладзе. «Попросили» так настойчиво, да ещё с таким намёком на перспективы в случае неисполнения просьбы, что товарища пришлось немножко понизить в должности – для его же блага.

И вот тут он «не въехал». Полагая, что ему «шьют политику» – этому делу всегда предшествовало отстранение с понижением – Микеладзе «отошёл от генеральной линии». Вместо того чтобы придерживаться официальной версии, он «сознался» в том, что «в качестве начальника ГПУ Абхазии решил отдохнуть на берегу с женщинами, а потом увидел пограничный катер, и решил его остановить». Как начальник оперативного сектора, он имел такое право. И, вот, «по версии номер два» стал он палить в воздух – с тем, чтобы катер пристал к берегу, и взял на борт «внеплановую группу отдыхающих».

Не сориентировавшись в обстановке, Микеладзе решил, что ему будет выгоднее пойти по статье «за бытовое разложение», чем за покушение на вождя. Струхнул малый – и вбил себе в голову, что Хозяин уже отдал распоряжение «взять диверсанта в разработку». А страх, как вы сами понимаете – основной производитель фантазий «минорного плана». Словом, нафантазировал начальник ГПУ Абхазии «на полные штаны добра». Просто не черноморский казус, а чеховская «Смерть чиновника»!

Разумеется, ни один человек в здравом уме – прежде всего, сам Хозяин, как «несостоявшаяся жертва» – не приняли всерьёз этот нелепый инцидент. Но мои «доброжелатели», воспользовался нестыковкой и тем, что Микеладзе всего лишь понизили, тут же пустили в ход байку об инсценировке, которую якобы организовал Берия. Пришлось «удовлетворить просьбу» недальновидного Микеладзе: уволить его «за моральное разложение». Ну, чтобы ему не «пришили политику», а заодно и «утолить жажду крови» «доброжелателей».

В итоге, как ни хотел я укрыть мужика от незаслуженной кары, а не смог. На него уже «положили глаз», «зачислили в штат» и «поставили на очередь на занятие вакантного места „врага“ народа». Его «состояние в резерве» было теперь лишь вопросом времени: «стоявший» был обречён на то, чтобы «состояться». К сожалению, таковы законы жанра, и совсем не детективного…

Конец тридцать шестого был омрачён концом моего старшего друга Лакобы. И пусть к тому времени сам Нестор уже не хотел быть моим другом – по соображениям, о которых я сказал выше – сам я продолжал считать его таковым. Разумеется, при этом я не идеализировал наши отношения, которых в значительной степени уже и не было. Во всяком случае, тех, прежних отношений времён двадцатых-начала тридцатых годов. Лакоба всё больше уходил не только от меня, но и в тень. В тень Хозяина. Культ вождя был ему, как нож в сердце, или как соль на раны. Хотя сам Лакоба не возражал против собственного маленького культа в рамках отдельно взятой республики. Зато каждая здравица в честь «Большого Грузина» поднимала теперь в нём «волну праведного негодования», которая на поверку оказывалась самой обыкновенной желчью от зависти к преуспеянию другого.