Александр Черенов - Из записок Лаврентия Берии

Нестору уже было мало ревновать к успеху меня, потому что в его глазах я был слишком мал для большой ревности. И он замахнулся на «самый верх». Нет, я не собираюсь «наводить тень на ясный день». В смысле: «клепать» на Хозяина. Но ведь слепых и глухих на партийном Олимпе не водилось. Народ видел, как «нравственные мучения» Лакобы постепенно начинают перерастать в брюзжание. И, ладно бы, в бытовое: на политической основе! Нестор заговорил о зажиме критики, о диктатуре, но не пролетариата, а одной личности, о необоснованных репрессиях, о «руке Москвы». Словом, повёл себя в духе героического корректировщика огня – того самого: «Вызываю огонь на себя!».

Только корректировщик совершает подвиг, а Нестор совершал глупость. Никто его не подсиживал, никто его не определял ни «в козлы отпущения», ни на «заклание». Не лез бы мужик на принцип, как на рожон, то до сих пор бы почивал в президиумах. Доказательство? Сколько угодно! Да, вон, хотя бы то, что «ближе всех лежит»: в том же тридцать шестом Хозяин намечал поставить Лакобу наркомом внутренних дел вместо зарвавшегося Ягоды. Увидел, что Лакоба «исходит принципиальностью», и решил направить её на доброе дело. Но Лакоба отказался. Но, хоть отказался он и в частном разговоре, а я знал об этом.

И ведь в предложении Хозяина не было ни «второго дна», ни грана коварства. Он лишь увидел, что настало время «чистить авгиевы конюшни». По части принципиальности Лакоба был для него непререкаемым авторитетом, а в последнее время Нестор и вовсе «ударился в правдоискательство». Вот, Хозяин и предложил ему «поискать правду под завалами уголовных дел». И правильно: один из самых ответственных постов в государстве, и, как раз, «по плечу» и «по настроению».

Мне кажется, что Нестор не просто отказался, а с прицелом на какой-нибудь фортель. Что-нибудь в духе «шибко идейного революционера» – де-факто капризной барышни – вроде тех, что выкидывали в разное время Рыков, Каменев, Бухарин, Томский. Ну, тогда, когда они «становились в позу», напяливали на себя «венец мученика из мягкого заменителя тёрна» – и отказывались от должностей. Отказывались, по сути, вымогая привилегии на слова и поступки, а также иммунитет от ответственности за них. Думается, что Нестор был готов двинуть этим путём. Только ничего революционного в таком его поступке я не усматривал, потому, что ничего, кроме обиды за собственное «эго», в нём и не было бы.

Хотя некоторые объективные моменты для усугубления его состояния имели место. Так, постановлением ЦИК СССР от 17 августа 1936 года Тифлис был переименован в Тбилиси, а Сухум – в Сухуми. Никакой политики в этом решении не было: рутинная ономастика. Названия всего лишь приводились в соответствие с историческими традициями, да и «редакция» местных жителей давно уже переименовала эти города. Но Лакоба усмотрел в этом очередное проявление «грузинизации» Абхазии. Он был против «уточнения названия» Сухума, ссылаясь на то, что это вызовет нездоровые настроения в абхазском народе. Нездоровые настроения в грузинском народе, которые давно уже имели место быть по этому поводу, его как-то не интересовали.

Мнение Лакобы выслушали, но и только. Честно говоря, я сам был в числе тех, кто «и только». Политика Лакобы на автономное существование Абхазии не встречала одобрения не только в Грузии, но и в Москве. Ведь ещё наш великий Георгий Саакадзе в обоснование необходимости единства предлагал удельным князькам сломать пучок стрел. Я не сомневался в том, что Лакоба, как говорится, «спит – и видит» сначала Грузинскую федерацию, а затем и союзную республику Абхазию. Не зря же он при каждом удобном и неудобном случае напоминал о том, что Абхазия приняла российское подданство задолго до Грузии, причём, самостоятельно, а не в составе Картлинского царства!

Отказ для Нестора стал таким болезненным ещё и потому, что в тридцать шестом готовилось принятие новой Конституции. С точки зрения Лакобы – самое удобное время «подкорректировать территориально-государственное устройство Грузии». Нет, в союзном масштабе Лакоба, разумеется, не был сепаратистом. Обеими руками, сердцем, душой и всеми её фибрами он был за Союз, за Советскую власть. Только количество союзных республик он мечтал увеличить ещё на одну штуку – на Абхазию. И вдруг – такой афронт: даже столицу «будущей суверенной» Абхазии переделали на грузинский лад!

А тут ещё, буквально двумя днями после этого, в «Правде» была опубликована моя статья «Развеять в прах врагов социализма». Говорю сразу: опубликована, но не моя. Я всего лишь «подмахнул за автора». Нет, отдельные мысли там были мои – в связи с событиями, как в центре, так и у нас. «Заваривалась каша» – и отмолчаться было нельзя. Мне так прямо и намекнули из Москвы. Ну, о желательности моей статьи с твёрдо обозначенной позицией, с откровенной точкой зрения.

Просьбу о «желательности» я уважил, а, вот, насчёт «откровенной точки зрения»… Если она там и была, то, как и статья, не моя. Точнее, не вполне моя. В статье была расхожая, идеологически выдержанная точка зрения. Словом, я высказался «как все». В действительности, у меня были несколько иные взгляды. Да, я считал и считаю, что фракционерам не место в партии. Но это не значит, что им не место и в жизни тоже! Ни к чему было «городить огород» из бесчисленных заговоров, один «страшнее» другого! Товарищей «бывших» нужно было всего лишь идейно разгромить и, так сказать, «обезоружить», но «без рукоприкладства». Это ведь только загнанных лошадей пристреливают!

Не скрою: я не испытывал симпатий к Бухарину, Рыкову и прочим «вечно недовольным». В последние годы они больше говорили, чем делали. Больше работали языком, чем руками. И всё время, как капризные барышни, домогались для себя каких-то преференций или хотя бы всеобщего внимания. Но я не верил в то, что они «метили на царство»! Я не верил в то, что эти болтуны – а болтали они действительно всякое – способны на организацию заговора, тем более серьёзного, а не кухонных посиделок. Ну, вот, не способны они были на это! Они способны были только болтать! Мужики давно «вышли в тираж», их «поезд давно ушёл», но они всё ещё грезили прошлым!

Да и взглядами мы с ними не совпадали по многим параметрам. Особенно, в тех, что на индустриализацию и пятилетки. Пойди мы за ними – точно оказались бы «в жопе». И против их намерений превратить партию в дискуссионный клуб я был обеими руками. Мы ведь не парламентская Англия, и под задницами у нас не мешки с овечьей шерстью, а штыки многочисленных «заграничных друзей»! Ну, надо же было понимать Бухарину хотя бы это!

Но в одном я с ним был согласен (молча, конечно). Не следовало нам грабить и душить собственного мужика. Я, конечно, против бухаринских крайностей – в виде уклона в сторону «кулака». В этом вопросе нужна была «здоровая середина». И лёгкую промышленность тоже не надо было держать «в чёрном теле», на финансировании «по остаточному принципу». Народ бы нам за это ещё «спасибо» сказал. Убеждён, что в таком случае, число друзей Советской власти увеличилось бы значительно.