Александр Черенов - Из записок Лаврентия Берии

Именно в таком качестве Сергей Миронович и командировал меня в Тифлис, где у власти находилось меньшевистское правительство Ноя Жордании. Правда, развернуться там, в том числе, и по линии агентуры, мне не удалось: грузинская контрразведка своё дело знала. К сожалению, и моё тоже. И, если бы не вмешательство Кирова, авторитетного человека для Жордании, пришлось бы мне исполнять песенку «сижу за решёткой в темнице сырой» несколько дольше, чем… пришлось исполнять.

Не погрешу против истины, если скажу, что к моему освобождению приложили руку и Стуруа с Церетели. В итоге меня освободили с предписанием в трёхдневный срок покинуть территорию Грузии. Только не надо сразу же тыкать в меня пальцем и кричать: «Ага, попался!». Ничего удивительного в моём освобождении нет: такие были тогда времена. Да и позицию Кирова, бывшего тогда представителем РСФСР в Закавказье, тамошние меньшевики тоже обязаны были учитывать.

Что же до разговоров о моём родстве с Жорданией, как о решающем факторе освобождения… Напрасно меня пытаются изобличить в нём – за неимением других «изобличающих» фактов. Скажу откровенно: я бы и не стеснялся этого родства… если бы оно было. Ной Жордания – личность: дурака главой правительства независимой Грузии не поставили бы. Но, если даже мы с ним и «седьмая вода на киселе», то не по моей линии, а по линии моей жены Нино, которая по бабушке – княжна Чиковани. Вот, там ещё можно попробовать докопаться до этой «седьмой воды»… если совсем уже полная безнадёга с моим разоблачением как меньшевистского агента.

Итак, меня отпустили. Но я не воспользовался этими тремя днями, хотя для того чтобы удрать, хватило бы и одного: ноги – молодые, да и Грузия – не Сибирь. Вместо этого я обратился в постпредство РСФСР, к Кирову – и меня не только «поставили на довольствие», но и «трудоустроили по специальности». Я, разумеется, не имею в виду специальность механика-строителя. Именно благодаря «работе по специальности» через месяц, точнее, в мае двадцатого, меня вновь арестовали – и «как дипломата» выдворили из страны. Помню, у азербайджанской стороны даже запрашивали «агреман» на моё принятие. Шучу, конечно: всего лишь визу. Так, в июле я вновь оказался в Баку.

По поводу того, что делать дальше, у меня не было раздумий формата тех, которыми маялся герой стихотворения Маяковского. Ну, тот самый, который сначала заявляет о том, что «у него идут года», а потом задаётся вопросом «чем мне заниматься?». Я подобным вопросом не задавался. Для меня он был решён: учиться. И я даже знал, где: в Бакинском политехническом институте. Образование в объёме сегодняшних техникумов у меня было, поэтому мне не требовалось предъявлять справку том, что я уже научился читать-писать и даже окончил рабфак. Знакомства для поступления в вуз тогда не требовалось: наличность заменяли… наличные знания. Поэтому у меня были все основания рассчитывать на благоприятный исход экзаменов.

Но, как известно, человек предполагает, а Бог располагает. С учётом материалистических воззрений делаю поправку на судьбу. Как бы там ни было, а меня попросили немножко обождать с «путешествием в страну знаний». Вместо этого мне предложили некоторое время поработать в ЦК Компартии Азербайджана управляющим делами. Прошу заметить: я не напрашивался – мне предложили. А то ещё могут подумать, что я «зарабатывал стаж для поступления» на этой синекуре!

Честно говоря, душа у меня не лежала к этой работе. Не люблю я копаться в бумажках: не в моём это характере. И я так прямо и заявил об этом товарищам. В ответ мне напомнили о партийной дисциплине, сказали: «Надо!» и попросили характер попридержать. Что, скрипнув зубами, я и сделал.

Работа оказалась, хоть и непыльная, но очень пыльная. Не скажу, что я подорвал на ней здоровье, но и дополнительному оздоровлению она тоже не способствовала. А всё потому, что я не филонил, так как привык относиться к поручениям ответственно и честно. Именно благодаря этому, но в ещё больше степени тому, что обострилась ситуация в Закавказье, мне, наконец, и предложили… нет, не продолжение учёбы (мне, всё-таки, удалось совместить одно с другим), а живую работу. «Живой» оказалась работа в ЧК. Так что со своими двумя курсами Политехнического института я не дотянул и до неполного высшего образования. Утешает лишь одно: не по причине академической неуспеваемости, и не из-за прогулов.

Итак, в октябре двадцатого я стал ответсекретарём Азербайджанской ЧК. Пост, вроде бы, и большой: какой-никакой, а начальник! – но опять же канцелярский. Начальник оказался столоначальником. Вот, тебе, и «живая работа»! Хотя совсем, уж, грешить на портфель и кресло не стоит. За то время, что я «столоначальничал», я успел не только войти в курс дела, не только постичь азы, но и основательно разобраться в вопросе.

В хитросплетениях чекистской жизни я был уже, как рыба в воде. Поэтому, когда в апреле мне предложили перейти на оперативную работу, я не только не испугался ответственности, но и воспринял это как должное.

За февраль-апрель я «добил» экзамены и зачёты за второй курс и приступил к исполнению обязанностей заместителя начальника следственно-оперативного отдела АзЧК. В то время не только заместители, но и начальники работали «операми» наравне со своими подчинёнными.

А начальственные обязанности шли сверх того. Ну, как сверхурочная работа. Поэтому мне «посчастливилось» неоднократно участвовать в засадах, перестрелках, погонях, то есть, во всём, что составляет стандартный набор шпионского боевика. А потом нужно было допрашивать, изобличать, «выводить на чистую воду». Разумеется, от начальственных отчётов меня никто не освобождал.

Видимо, работал я неплохо, и в очередной раз «показался» начальству, если через несколько месяцев в том же двадцать первом году меня выдвинули в начальники Следственно-оперативной части, а вскоре продвинули ещё дальше: в заместители Председателя АзЧК. Тогда же… ну, чуть позже, уже в двадцать втором, состоялась одна из самых значительных встреч в моей жизни: с Лениным.

За свои пятьдесят четыре я встретил великое множество «сильных мира сего», но ту встречу не забуду никогда. И не только потому, что это был Ленин. И не только потому, что мало кто из ныне живущих может похвастаться личной встречей с Лениным. Дело в том, что сам факт этой встречи не только укрепил мои позиции перед лицом многочисленных – куда от них денешься?! – недоброжелателей, но и обеспечил мне дальнейший служебный рост. Конечно, не один обеспечил, а в совокупности с личными достоинствами. Ленин никого не спонсировал «за красивые глазки». Этот человек продвигал только людей дела, и лишь тех из них, кому он мог полностью доверять. Хотелось бы верить в том, что я входил в это число. Или хотя бы вошёл на время той встречи.