Александр Маро - Восемь дней осени

Джеймс откинулся на спинку стула и попытался заглушить нестройный хор блуждавших в его голове мыслей.

«В любом случае, – решил он, – гадать было бессмысленно. О связи, которая виделась ценнейшим источником информации, следовало забыть, и передать шифрограмму в центр. И всё же она успела принести результаты». Джеймс снова вспомнил о конверте. Тонкими длинными пальцами он подтянул его к себе и аккуратно надорвал посередине. Внутри, сложенные пополам, лежали исписанные ровными линиями печатных букв два листка бумаги. Достав первый, он принялся читать.

«Отлично! – размышлял Джеймс. – Копия протокола осмотра места преступления… так…». Он забегал глазами по строкам письма, тихо, по старой привычке, проговаривая часть текста вслух.

«На момент осмотра дверь в помещение находилась в закрытом состоянии. На двери и дверной коробке следов взлома, следов пальцев рук, пригодных для идентификации, и прочих следов не обнаружено. Комната прямоугольная, заставлена мебелью: книжным шкафом, столом и стулом… На столе обнаружены три остывших окурка сигарет жёлтого цвета… Обнаруженный пистолет лежит направленный дульным срезом в сторону входа. Расстояние от рукояти до стены с дверным проёмом – 3,41 м, до мебельного гарнитура-шкафа – 4,57 м. Курок находится в разряженном положении… Пистолет длиной 19 см, чёрного цвета, с чёрными пластмассовыми накладными щёчками, в центре щёчки в круге – пятиконечная звезда, между концами звезды – буквы „СССР“… пистолет ТТ, самозарядный, образца 1933 года… В патроннике и в магазине патроны отсутствуют».

Свернув лист бумаги пополам и отложив его в сторону, Джеймс приступил к чтению второго письма. В нём информация оказалась содержательнее. В записке было следующее:

«Дорогому дядюшке Вилсону от его кузена Холби. По твоей просьбе купил всё необходимое. Мыло, духи, лечебные травы – в общем, всё, как ты просил. Если возникнет надобность приобрести что-нибудь ещё – пиши. Я обязательно выполню твою просьбу, если, конечно, это будет в моих силах. В семье нашей о твоём приезде знаю только я. Хотя не могу поручиться за обратное. Ты же знаешь: слухи, подобно призракам, носятся по нашему старому дому и зачастую опережают события намного вперёд. Кстати, о нашей семье. Мне кажется, в ней нет былого единства. Тётушка Мэри ведёт себя в последнее время странно. Дядюшка Пит начинает считать звёзды по ночам. Может, есть необходимость обратиться к специалистам? В любом случае ждём твоего приезда, особенно я.

P.S. Как и ты, читаю Шекспира. «Сон в летнюю ночь» – прекрасное произведение! Читал три дня подряд. Зачитываясь несколько раз, не замечал, как встречаю рассвет на набережной Виктории, в трёх с половиной милях от Вестминстерского моста. Гений, одним словом!»

Джеймс задумчиво почесал гладко выбритый подбородок и бесцельно повис взглядом у оконного выступа. Смысл текста, заставляющий непосвящённого человека задуматься о состоянии здоровья не только всей семьи, упомянутой в письме, но и самого автора, на самом деле легко взламывался при помощи отмычки, о которой был осведомлён Джеймс. Кодированные строки содержали следующее послание:

«Агенту М1 от сотрудника МГБ СССР Щербинского В. А. По вашей просьбе передаю запрошенные вами документы: копию протокола осмотра места преступления, составленного лондонской полицией, и пояснительную записку к нему. Если возникнет необходимость в иной информации, готов приложить все усилия для того, чтобы её достать. В подведомственном мне учреждении замечена активизация иностранных спецслужб, в связи с чем наблюдается некоторая нервозность у части сотрудников дипконусльства СССР в Лондоне.

P.S. Есть важная информация. Необходима личная встреча. Через три дня, третий этаж гостиницы «East wind», номер 232».

Джеймс устало поднял кверху глаза и, взглянув на висевшие поверх дверного проёма часы, сладко зевнул, передавая привет безжалостно прерванному сну.

Встряхнув головой, «американец» вновь окунулся в размышления, пытаясь усердно переварить поступившую информацию. «Итак… письмо получено от сотрудника МГБ, работающего под дипломатическим прикрытием в консульстве СССР. Далее… с чего Щербинский переполошился настолько, что просит о личной встрече? Вопреки здравому смыслу и всем директивам Центра. Глупо… глупо и безрассудно! Какая бы ни была информация, её можно было передать по каналам зашифрованной связи. Но Щербинский настаивает на личной встрече. Почему? Может, боится? Чего? Не связано ли это с ночным инцидентом Хэндри? В любом случае Щербинский работает со своей агентурой. Ни меня, ни участников моей сети он не знает».

Встав из-за стола, Джеймс заложил руки за спину и неспешно принялся расхаживать по комнате, продолжая выстраивать череду логических цепочек. Фигура Щербинского в этой шахматной партии, которую ещё только предстояло сыграть, была хрестоматийной и едва ли не ключевой в видевшемся ему сценарии. Единственным источником информации, которым Джеймс располагал в центре разворачивающихся событий, был именно он. Ни советское дипконсульство, ни резидентура МГБ о его прибытии осведомлены не были, а следовательно, ничего не знали. Это было правильно, но существенно осложняло пространство для манёвра.

Джеймс остановился у окна; его взгляд будто магнитом притянуло тихое безмерное полотно ночного города, расчерченное многочисленными огоньками. С высоты третьего этажа они казались тонкими полосками света, стягивающими тело разбитого на части исполина в единое целое.

«И всё-таки, – вновь мелькнула мысль, – почему Центр остановился именно на Щербинском?»

Джеймс попытался вспомнить фотографии, которые он просматривал перед отбытием в столицу британского королевства. Лицо Щербинского, немолодого человека с цепким взглядом, восстановить в памяти было несложно. И характерный ребячий прищур весёлых глаз, выдававший в нём легкомысленное отношение к жизни. Такие люди быстро вписываются в общество. У них, как правило, отличное чувство юмора, что, опять же, существенно облегчает общение с сослуживцами. Щербинскому доверяли. Наверняка кто-то в Центре делал ставку на этого человека. Весь послужной список говорил об этом. И всё же…

Джеймс отвернулся от окна и снова окунулся в унылую атмосферу небольшой комнаты, почившую в глухой непроницаемой тишине.

«Так или иначе, – наконец решил он, – до встречи, на которой настаивал Щербинский, оставалась ещё уйма времени. Его было более чем достаточно для того, чтобы понять, стоит ли подвергать себя такому риску. А раз так, – вторил он себе, – завтра нужно будет встретиться с „Лисом“».

Вполне удовлетворённый этой мыслью, «американец», уже успевший воспроизвести в памяти копию протокола и шифрованное донесение, резко чиркнул спичкой по деревянной поверхности стола – и тонкий язычок пламени в его руке, дрогнув, перескочил на конверт. Через секунду вещественные улики уже тлели в стеклянной матовой пепельнице, издавая едкий запах жжёной бумаги.