Екатерина Люмьер - Хрупкость

– Пойдем.

Виктор взял маркиза под локоть и повёл в сторону балкона. Но не успели они оказаться за его дверьми, как к Виктору подошла женщина, которая, даже не здороваясь, сказала:

– Я вас помню! Вы Виктор Люмьер. Мальчишка, который двадцать лет назад стал любовником мистера Эрсана.

Люмьер же опешил и напрягся. Это слышали все гости. Венсан умоляюще посмотрел на него. Голова начинала кружиться все сильнее. Сказывалось напряжение, в котором он пребывал все эти дни.

– Я пойду, – прошептал маркиз. – Со мной ничего не случится.

Виктор отпустил его и позволил выйти одному. А потом повернулся к женщине, слушая её бесполезный трёп.

– Вот так вы сделали свое состояние. Избавились от Себастьяна Эрсана и завладели бумагами. Вас должны были посадить!

– Вас это не касается, – жёстко ответил Люмьер.

– Вы убийца, и сделали свое состояние на крови!

– Вы несёте чушь. Выведите, пожалуйста, эту женщину из зала, чтобы она не мешала никому наслаждаться искусством. – Люмьер сделал знак мужчине у дверей.

Оказавшись на балконе, Венсан попытался ослабить воротничок, но пальцы, казалось, совсем не слушались его. За считанные секунды, страх завладел им полностью. Он слышал, как отчаянно бьется его сердце. Гул из галереи практически не доносился до него, но ему казалось, что все внимание посетителей выставки было приковано к нему. О нем шептались и показывали пальцем. Опустившись на холодный пол, маркиз зажал уши руками и закрыл глаза. Так его и нашёл Виктор через несколько минут. Люмьер опустился перед ним на корточки, погладив Венсана по волосам, и стал звать:

– Посмотри на меня. Я здесь, Венсан, все хорошо.

Голоса в голове наперебой твердили ему, какой он никудышный художник и как всех подвел. Спустя несколько минут он все же открыл глаза и, увидев перед собой обеспокоенное лицо Виктора, горько расплакался.

– Они все поняли.

– Нет, нет. Никто тебя не видел. – Виктор опустился перед ним на колени, обнимая. – Это все голоса. Они говорили, да? Злые вещи.

Венсан кивнул.

– Я плохой художник, Виктор?

– Нет, Венсан, нет, не плохой. – Люмьер поцеловал его в лоб. – Нет, они врут. Голоса неправы.

Венсан обвил его шею руками и уткнулся носом в его плечо.

– Это было плохой затеей.

– Пусть они смотрят картины и наслаждаются закусками. Мы поедем домой. – Виктор обнимал его крепко, но бережно.

– Поиграешь мне вечером? – тихо спросил тот, когда они вновь оказались в шумном зале.

– Все, что захочешь. – Люмьер держал его за руку и не отпускал. Он первым обратился к публике: – К сожалению, мистер де ла Круа вынужден покинуть выставку с целью решения деловых вопросов, а потому мы просим вас наслаждаться как работами, так и закусками, подготовленными для вас в третьем зале. Благодарим вас за присутствие и внимание.

Среди гостей раздался недовольный ропот, но Виктор выглядел настолько сурово, что никто не посмел ему возразить. Венсан же опустил голову, избегая лишних взглядов. Он все еще чувствовал себя нехорошо и был рад, что эта пытка, наконец, закончилась.

– Мы примем все ваши вопросы и предложения по адресу, оставленному владельцу данных помещений. Каждый, кто напишет, получит личный ответ.

Виктор оглядел присутствующих, вежливо улыбнулся и повёл Венсана на выход.

– А вы, простите, кто? – обратился к нему некий мужчина. Виктор его не знал.

– Всего лишь директор художника.

– Чш, – одернула мужчину женщина, стоявшая за ним. – Это Виктор Люмьер. Самый богатый человек Франции и самая неизвестная личность последних десятков лет.

– Всего вам доброго, господа.

И они, наконец, шагнули прочь.

В это же самое время в обед в Кембридже Чарльз Гэлбрейт молча протянул Аньелю газету, а сам занялся своим пудингом. Пробежавшись по строчкам, Аньель неодобрительно посмотрел на соседа.

– Это совершенно немыслимо!

– Почему? – спросил Чарльз, едва проглотив десерт.

– Он никогда не появлялся в свете. Но, видимо, теперь, когда его болезнь оказалась обычным фарсом, он решил вести себя иначе.

– Ты несправедлив. Откуда ты знаешь? Может быть, это мистер Люмьер постарался.

– Я не склонен доверять им обоим, – процедил Аньель сквозь зубы.

Чарльз только пожал плечами, чтобы не вызвать очередную бурю гнева у Аньеля, и забрал газету.

– Я собираюсь написать ему письмо, – неожиданно заявил Аньель. – Он должен ответить за свои поступки.

– Подумай триста раз, прежде чем делать такие вещи.

Чарльз посмотрел на него с долей скепсиса.

– Я слышу в твоем голосе осуждение, – скривился тот.

– Да. Я осуждаю поспешные решения. – Чарльз нахмурился и поправил очки.

– Хорошо, я подумаю над твоими словами, – нехотя согласился де ла Круа.

– Сломать все можно в один момент. Построить новое – иногда невозможно.

Гэлбрейт тяжело вздохнул и сделал глоток чая.

– Все было сломано еще до моего рождения.

– Хочешь отказаться от них обоих? – внезапно добавил Гэлбрейт.

– Мне все сильнее кажется, что Виктор настроен против меня.

– Подумай о том, что если ты устроишь своему отцу разнос, Виктор Люмьер не пустит тебя на порог своего дома.

– Я не получил от него ни одного письма после премьеры. Думаю, он и так не особенно хочет меня видеть.

– Ты устроил им выговор и не извинился. Думаю, он ждёт извинений.

Аньель вздохнул.

– Думаешь, стоит? Даже если я не чувствую, что должен извиняться.

– Думаю, стоит. Один твой отец, а второй тебе, как дядя. Может быть, не стоит с ними ссориться, пока ты точно не будешь знать, что есть на то причины?

Аньель кивнул.

– Я напишу письмо сегодня же.

– Напиши, но только не перегибай. Конечно, ты можешь встретиться хотя бы с Люмьером лично. Насколько я знаю, его спектакль ещё идёт, и он, должно быть, в Лондоне.

Аньель ничего не ответил. После обеда, вернувшись в свою комнату, де ла Круа сел за письмо. Его переполняла обида. Ему хотелось написать обо всем, что он чувствует, но вместо этого молчаливо выводил строчки со словами извинений. На сочинение письма у него ушло несколько часов, и он решил передать его при личной встрече.

На следующий вечер Виктор вновь исполнял роль вампира в своей постановке в театре Ковент-гардена. Это были последние его выступления в этом месяце, и потом он планировал выйти на сцену лишь в феврале. Во второй раз постановка произвела на юношу даже большее впечатление, чем в первый. После спектакля Аньель постучался в дверь его гримерной, молча приготовившись к отказу.

– Войдите, – отозвался Люмьер. В его голосе не было ни ноты усталости.

– Я тебя не потревожу, Виктор? – спросил Аньель, приоткрывая дверь.

Люмьер удивился тому, что Аньель вдруг решил перед ним появится. Он ответил: