Екатерина Люмьер - Хрупкость

– Я должен с ним поговорить, когда он будет готов к этому, – ответил Анри скорее сам себе.

Когда унесли блюда и на столе появился чай, Виктор налил себе хорошую чашку и ссыпал туда две ложки сахара.

– Понимаете, я знал, что я вам не нравлюсь. Но вы мне не были противны. Я вас понимал. Я очень хорошо понимал, почему вы его жените. Но Венсан не хотел признавать вашу правоту, ваш уклад, ваши правила. В этом дело.

– Получается, в его состоянии виноват я? – Герцог сделал глоток из своей чашки. Он выглядел потерянным.

– Нет. Ваши действия, скорее, катализатор.

То, что Виктор хотел сказать следующим, было еще хуже всего предыдущего. А потому он попросил служанку увести юного де ла Круа на некоторое время, предложив ему погулять в саду, пока они закончат скучные разговоры. Анри прижал носовой платок к губам. Он совершенно не ожидал, что все повернется таким образом. Решившись приехать в Пиенцу, он даже в какой-то степени надеялся на то, что его сын будет не в состоянии что-либо понимать. Он меньше всего на свете хотел видеть Венсана таким, но это было бы куда легче принять. Но все оказалось иначе. И теперь слушая Виктора, он понимал, как мало сделал для него.

– После того, как Венсан убил Себастьяна, все для него закончилось. Вся боль, которая была в нем, в тот день перестала быть. Он начал с чистого листа. Он даже не помнил, что он сделал. – Люмьер запил слова чаем и договорил: – Равно как до последнего времени не помнил еще несколько подобных вещей. – Люмьер хмурился и мысли словно бы резали черепную коробку изнутри. – Аньель никогда не должен этого узнать. Следите за мальчиком, как я уже когда-то говорил. Он боится, что такое произойдет с ним. Оно может. Я сказал ему, что это не так. Но не забывайте об этом.

– Вы считаете такая возможность существует? – спросил Анри и в его голосе отразился ужас.

– Да. Я сказал об этом герцогине еще на третий день после его рождения.

Анри непонимающе уставился на жену, которая слегка побледнела.

– Я боялась, что это может оказаться правдой. Наблюдая за тем, как он растет, я не могу перестать поражаться, насколько он умен. Но ведь Венсан был таким же когда-то.

Она запнулась и на ее глазах выступили слезы.

– Постарайтесь оградить его от излишних переживаний, от общения с отцом тоже, равно как и не пытайтесь сделать из него то, что вы хотите. Направляйте его мягко, аккуратно ведите под руку. Но никогда не ведите в танце. Если он будет слышать музыку, как Моцарт, – это одно. Но если он начнет что-то видеть или слышать, вы это поймете. Только смотрите очень внимательно. Пока он ребенок, наблюдайте за его сном, за его питанием и режимом дня. Венсан самовыражается через картины, а как будет самовыражаться его сын – узнаем со временем.

– Мы постараемся сделать все, что можно, чтобы ничего дурного не произошло, – решительно ответил Анри.

Люмьер поднялся и отошел к окну, чтобы закурить.

– Венсан досамовыражался в Париже до убийств, но я надеюсь, что Аньель найдет себя в чем-то менее эпатажном. – Он повел бровью. – Я в вас верю.

Жозефина сжала руку Анри и произнесла:

– С ним все обязательно будет хорошо.

– Я готов заботиться о нем за Венсана. – Люмьер курил, смотря в окно на сад. – Как о сыне. Ему нужен отец, а мне, вероятно, нужен ребенок.

– Мы не имеем ничего против, – произнесла Жозефина после небольшой паузы.

– Вы хорошо заботитесь о нашем сыне. Но как вы себе это представляете? Мальчик будет учиться в Париже, – добавил Анри.

– Я бываю в Париже. Он может мне писать, и, если захочет, то будет жить здесь летом. Быть всегда рядом можно и так. Когда знаешь, что есть тот, кто готов тебя обнять, как родного сына, жить становится чуть легче.

– В таком случае не вижу в этой затее ничего плохого, – согласился Анри.

– Мой отец умер, когда мне было пять лет. Герцогиня знакома с моей матерью и историей нашей жизни, – Виктор потушил папиросу и вернулся за стол. – Для Аньеля отсутствие Венсана может стать травмой и болью. Я постараюсь это сгладить.

– Мы очень ценим это, – проговорила герцогиня.

– Хорошо. Пожалуй, мне стоит отлучиться и занять малыша музыкой. Позвольте мне откланяться.

Герцог поднялся из-за стола и протянул Виктору руку. Люмьер встал и пожал руку Анри, а потом чуть поклонился Жозефине и ушёл, чтобы поймать Аньеля и служанку в саду, а потом увести первого в музыкальный класс.

Во время прогулки Аньель размышлял об услышанном за этот долгий день. Все оказалось совсем не таким, как он ожидал. Встреча с отцом оказалась большим испытанием для него. Он не ожидал, что она произведет на него такое впечатление. И несмотря на то, что ему сказал Виктор, Аньель все равно чувствовал свою вину. К тому же его здорово обеспокоил разговор за столом. Он был готов отдать все, чтобы узнать о чем разговаривали взрослые в его отсутствие, но был практически уверен, что речь шла о нем. Было ли это связанно с таинственной болезнью его отца? Такой вопрос был слишком сложен для четырехлетнего мальчика, но он все же отчаянно пытался найти на него ответ. И все мысли, которые блуждали в его голове явно не сулили ничего хорошего.

– Тебе понравилась прогулка? – Виктор присел к юному де ла Круа на скамейку под фонарём.

– Готов к занятию музыкой, или тебе хотелось бы пойти спать?

– Конечно, готов, – ответил мальчик, слегка улыбаясь. Он чувствовал, как тревоги начинают отходить на второй план.

– Твоя мама была красивой девушкой. Помню её в причудливом платье на балу. На балу, для которого я написал музыку.

– Ты написал музыку для бала? – с удивлением спросил Аньель, даже не заметив, как сам перешел на «ты». – Это так здорово! – воскликнул мальчик. Он уже успел познакомиться с музыкой некоторых великих композиторов в Париже и то, что она рождала в его душе, было чем-то совершенно особенным. Он мог с уверенностью сказать, что был абсолютно счастлив в те моменты, когда слышал, как кто-то играет.

– Я рад. Я научу тебя играть на скрипке, фортепиано и арфе, если ты захочешь. Ты талантливый мальчик, я вижу это, и у тебя получится.

– И я смогу тоже сочинять музыку? – с благоговейным трепетом спросил Аньель.

– Если выучишь сперва нотную грамоту, тогда, конечно. Я расскажу тебе все, что знаю. Когда-то я играл в парижских салонах, потом писал музыку для праздников, но апофеозом всей моей музыкальной деятельности стал большой концерт, – сказав это, Виктор как-то печально улыбнулся.

– Расскажи мне о нем! Пожалуйста! – взмолился мальчик.

Они сидели под фонарем, Виктор смотрел на аллею и думал. Но потом ответил:

– Это был большой праздник в Опера Гарнье. В том самом лучшем оперном театре. Весь вечер – только для меня. – Он улыбнулся с какой-то поразительной нежностью в пустоту. Погружаясь в океан воспоминаний, он чувствовал, как они обнимали его со всех сторон. – Для меня это был особенный день. Вся главная лестница была украшена живыми цветами и лентами, и гости, такие красивые, высокородные и не очень, пришли, чтобы послушать меня. Сына великого скрипача. В тот день я был непередаваемо счастлив. Этот праздник устроил для меня любимый человек.