Sergiu Postolachi - Линия жизни. Книга первая

– Садитесь, что же вы стоите уважаемый? В ногах правды нет, не так ли господин …? – Ларион Петрович посмотрел вопросительно на арестованного. – Раньше мы Вас знали как неплохого агента охранки под псевдонимом Отшельник, как теперь Вас прикажете называть? – не закончив кофе, начал Ларион Петрович допрос.

Арестованному подали стул, на который он сел. Ему удалось скрыть своё удивление. Он знал, что его личные данные проходят по особой картотеке, к которой местный шеф доступа не имеет. Но у него эти сведения теперь были, а это могло означать лишь одно – он в разработке.

Нужно было что-то говорить, но почему-то хотелось молчать. «Что это со мной, раньше такого со мной не бывало? Необходимо собраться. Ненависть, страх – туманят разум, мешают думать и принимать правильные решения. Соберись. Разговор только начинается, – приказал себе арестованный».

Ларион Петрович, спокойно наблюдал за поведением Отшельника, стараясь не упустить ни мельчайшей детали его лице. Неожиданно он проявил себя с незнакомой молве стороны. Прервав неловкое молчание, шеф приказал охране выйти и ждать за дверью. Затем, предупредительно он собственноручно снял с Отшельника наручники и даже предложил агенту сигарету, и стакан воды. Такой приём смутил Отшельника. Он ждал вопросов и применения физической силы; к ним он готовился. Вода и сигареты, не входили в его планы – по крайней мере, в таком контексте. Пришлось срочно импровизировать. Проверяя нервы офицера на прочность, Отшельник заговорил:

– Пусть принесут сигареты и кофе, и тогда я отвечу на все ваши вопросы.

Какого же было удивление, когда его просьбу удовлетворили. Было подано горячее, чёрное ароматное кофе и отличные сигареты. Такое обращение заставило агента ещё сильнее насторожиться. Если бы Отшельника в кабинете шефа стали бы сразу мордовать, допрашивать с пристрастием, он бы такое обращение бы понял – такая практика была обычной для жандармских отделений по всей России. Сейчас же, с ним обращались иначе, шли навстречу и от этих «нежностей» мурашки забегали по волосатой спине Отшельника. Он понял, это была другая, высшая лига игр органов сыска, где игра на вылет идёт по другим – вычурным правилам. Теперь он знал: предстоит очень длинный и трудный разговор – возможно последний в жизни разговор – финальный.

Не начавшийся разговор неожиданно отложил стук в дверь. «Ну, прямо день сплошных неожиданностей», – успел подумать Отшельник.

Шефа жандармов деликатно позвали в коридор. Ларион Петрович хмурясь – он не любил когда его прерывали и отрывали от дел, по-военному резко вышел. Вместо него, тотчас в кабинет зашёл прежний жандарм. Блюститель закона удивился, что на задержанном, не пристёгнуты наручники, но не стал их надевать. «Начальству виднее», – правильно решил стороживший Отшельника жандарм. Сидели молча, а по комнате, дразня нос, плавал растворённый в знойном, немного ленивом летнем воздухе, запах дорогих сигар и кофе. Видимо хозяин кабинета так пристрастился к этим двум изделиям, что их запах крепко въелся в окружающую обстановку. Сигарами и кофе пахла дорогая мебель, персидский ковёр, люстра, уголовные дела, тяжёлые шторы и даже огромная печать на столе. Всё это резко контрастировало с той спартанской обстановкой, которая царила двумя этажами вниз.

– …ять, – из-за дверей проскочил искалеченный обрубок непристойного слова. – Да, непременно будет через час. Да, так и запишите: Будет через час!

Было не совсем понятно: о чём там, за дверью? Кому и где надо успеть через час?

«Кто это интересно позвал Лариона Петровича на разговоры? Думай, скорее, думай – пока есть время – думай, рассчитывай возможности, – вторил себе Отшельник. Что вообще происходит: я просто задержан или арестован? Может они только решили меня прощупать и…», – Отшельник не успел додумать свою фразу, его прервал вернувшийся в кабине шеф. По его виду Отшельник понял: «У Лариона Петровича только что состоялся непростой разговор».

– Ну, что-же голубчик, теперь я надеюсь на то, что на нашу любезность вы ответите своею. Будьте добры, объяснитесь: – Что вы за фрукт?

Масляными глазами хищника смотрящего на свою законную добычу, жандарм хитро мигнул ёрзавшему на ставшем неудобном стуле подозреваемому. Дело казалось, набирало приличный оборот, и шеф предвкушал ожидаемую развязку: признание, раскаянье – суд.

И тут Отшельник начал говорить, много с деталями и так интересно, что его прерывали только чтобы успеть всё внести в протокол. Он добивался одного, чтобы его отправили в Санкт-Петербург, пусть даже под усиленным конвоем. Его желание исполнилось, в тот же вечер, Отшельника отправили под конвоем в столицу. Но ему не суждено было доехать; потерялся в пути.

Нельзя представить Бессарабию начала XX-го века без этого живописного, вошедшего в историю, фольклор и народную память, персонажа. Сейчас его конная статуя, красуется в Кишинёве. На массивном красном пьедестале из красного гранита, с высоты пятиметрового роста, строго и гордо на прохожих смотрит бронзовый человек, будто спрашивает: «А ты, что сделал для своей страны?». Перенесёмся же обратно в гущу того времени:

Раздирающие душу гудки паровоза, орущие машинисты, скрежет тормозов, искры от трения железа колодок, неприятный запах гари и всё это посреди глубокой южной ночи. Сонные пассажиры попадали с мягких коек на жёсткий пол, проклиная хулигана машиниста, посмевшего так грубо и против правил резко затормозить.

Но бурю слов быстро заткнули звуки выстрелов. На поезд напали. Напали подло, ночью, как всегда внезапно и не вовремя. Спилив и свалив огромный орешник на рельсы, бандиты заставили машиниста стать хулиганом. Вообще-то налётчики не собирались стрелять по пассажирам. В воздух, для острастки «Да», но в пассажиров «Нет». Их интересовали не пассажиры, а известный груз, который ехал под надёжной охраной в российский Центр спецопераций того времени. Напав ночью, лихие люди надеялись застать солдат охранения врасплох и избежать кровопролития. Но они быстро поняли, что просчитались. Виною стала случайность: у старшего офицера охраны в дороге страшно разболелся зуб.

Коренной начал болеть еще в Кишинёве, при отправке. Тогда офицер неосмотрительно решил, что зубная боль пустяк, мелочь. В пути, может быть от сквозняков, может от чего другого, пустяк перерос в большую проблему. Адская боль съедала офицера изнутри, мешала службе и отдыху. Как же теперь он жалел, что – до поезда, не заскочил к зубному на Измайловской. Лилия Романовна быстро бы проблему решила: удалила бы зуб и не мучился бы он теперь. Но кабы он знал. Не знал – не сделал – страдай! Всё как в той – из детства присказке. А тут как назло ещё одного задержанного передали на конвоирование в столицу: «Сдался он ему, когда и так ценный груз на душе».