Sergiu Postolachi - Линия жизни. Книга первая

Боль, адская боль – ни сна, ни поесть, ни отдохнуть. Осунулся, под глазами набухли, почернели мешки: «ноет и ноет проклятый». Офицер испробовал все знакомые методы: табак под язык, немного коньяку – не помогло.

«Скорей бы столица, сдам груз и к врачу. Удалю, достаточно натерпелся. Хоть бы день поскорее наступил, днём как-то веселее». Отчего-то онемела рука, решил пойти проверить: не спят ли солдаты в карауле?

– Не спится Ваше благородие? – спросил старый солдат Петренко, когда старший офицер показался на горизонте.

– Зуб, проклятый замучил, – показал офицер на вздутую щеку, – флюс, как бы заражению не случиться.

Петренко помялся, сунул здоровенную, крестьянскую лапу в карман не по погоде тёплой шинели, порылся и достал какой-то свёрток.

– Держите Ваше благородие, мне одна знахарка дала измельчённую траву, головную боль мигом снимает при хвори; может, поможет и при зубной?

Офицер нерешительно взял свёрток, высыпал в ладонь несколько сморщенных лепестков непонятной травы; остальное, вернул хозяину. Сушёные лепестки, были крохотные, воздушные, вызывали недоверие. Как назло, зуб кольнул подсказывая: «А чем чёрт не шутит, попробую» – решился офицер.

– Горька… – лицо офицера скукожилось в гримасе, – горька проклятая.

– Горька Ваше благородие, горька, но помогает, обождите чуток, – ободряюще проговорил Петренко и, забывшись – закурил на посту. Офицер, расстроенный болью, не рассердился, позволил подчинённому эту вольность. Это только в штабах, да книгах по Уставу живут. В повседневной армейской жизни, офицеры и солдаты соприкасаются так близко, что имеет место быть дружбе, солдаты они же в первую очередь – люди. С Петренко офицер познакомился ещё безусым, с юнкерской школы офицером. Прослужили они вместе не один год и теперь, когда солдату оставалось несколько месяцев до демобилизации, не стоило портить дружбу ради сигареты на посту. Тем более что вроде бы целебная трава, стала работать. Боль ещё присутствовала, но стала слабее, забилась куда-то в угол разума.

Именно в этот момент поезд задёргался, затрясся. Где-то там впереди, прерывисто визгнул гудок, по змеиному зашипели горячим паром котлы и поезд затормозил.

– Что там – чёрт побери, происходит у машинистов, пьяны ли они что-ли, не дрова везут?! – рассердился офицер.

Офицер, забывший про зубную боль, выглянул в окно, но кроме черноты ночи да слабого света вереницы окон вагонов, ничего не разобрал. Он всмотрелся, сколько смог в темноту. Из того, что увидел, определил, что местность было глухое, опасное.

– В ружьё, – приказ всполошил солдат охраны и те заняли посты; зацокали затворами.

– Стрелять только по моему приказу, патроны беречь, – тихо, но отчётливо отчеканил командир – на поезд совершенно нападение.

Кто-то выключил свет. Стало совсем темно, но постепенно, глаза изготовившихся к бою солдат, привыкли. На улице забегали тени – словно не люди, а черти.

– Заходи справа. Наш вагон номер четвёртый. Не суйтесь под пули. Быстрее, поторопитесь же…

Тени спешили, взяли поезд в клещи. По вагону №4, крупным градом забарабанили пули. Обшитые толстыми листами железа стенки вагона, пока что держались. Пули отскакивали тупыми болванками и падали с глухим звуком на железнодорожную насыпь. Слабым местом оставались окна, на которых – по причине конспирации, не повесили решётки. На них и сконцентрировали обстрел налётчики. Легко бронированное стекло, отчего-то расползлось после первых же выстрелов и не прошло и нескольких минут, как все стёкла вагона были побиты.

«Чертяки вагоностроители, на всём жульничают. Стекло то не того качеству, когда же на Руси научаться делать всё по хозяйски, как для себя? Впрочем…» – выругался солдат. Офицер вспомнил родную деревню и решил: «Никогда. Наше авось никуда не деть и не пропадёт».

Просвистела тупоносая пуля и врезалась в доску, в сажени от головы офицера. Налётчики явно стреляли наобум. Царившая в вагоне №4 темнота, мешала рассмотреть притаившихся солдат. Опять цвенькнуло, – теперь о железо, затем: ещё и ещё, в этот раз в несколько пядей от живых мишеней внутри вагона.

«При такой плотности огня, потерь не избежать», – решил старший офицер и стрельнул в ответ. Солдаты молчали, ожидая приказа.

На одинокий выстрел офицера, налётчики ответили беспорядочной пальбой. Пули, пущенные из оружия разных калибров, градом устремились в сторону того места, откуда стрелял офицер.

«Раз, два, три …пять», – сосчитал офицер нападавших по вспышкам.

– Стрелять на поражение, – наконец-то скомандовал офицер и выстрелом в упор, ловко осадил одного пытавшегося попасть в вагон наглеца. Тот охнул, сполз с окровавленного окна и так и остался на каменной насыпи.

«Теперь четыре, одного уложил, – подумал офицер и сразу же поправился: – скорее всего, это не все». Последующие события служили ому подтверждением.

В перестрелку разом вступили все солдаты и бандиты поняли: силой им хорошо засевшего в вагоне противника не одолеть. Тогда налётчики решили пойти на хитрость, сменив тактику. В дело вступил их главарь – тот самый, колоритный персонаж.

Но сначала нужно приглядеться, к другой, может не такого ранга, но не менее интересной личности, Отшельник, разбуженный звуком близкого боя, успел прийти в себя, разобраться в происходящем и решил воспользоваться возможностью бежать. Это он был тем самым конвоированным. Стараясь не вызвать подозрений, агент стал расшатывать нащупанный им ещё вечером плохо вбитый в доску пола огромный железный гвоздь, намереваясь его использовать не по прямому назначению.

Гвоздь царапался, не поддавался, но Отшельник упрямо делал своё дело. Миллиметр за миллиметром, сдирая кожу, гвоздь отошёл от доски ровно настолько, чтобы под него было возможно подсунуть крепкую цепь наручников. Сделав это, Отшельник осмотрелся – не следит ли кто. Выждав, когда перестрелка ожесточилась, Отшельник потянул обеими руками на себя и вытащил упирающийся гвоздь. Он мгновенно перехватил гвоздь юркими пальцами, воткнул остриё в замочную скважину и наручники расстегнулись. Цоканье можно было бы расслышать, если бы не выстрелы. Осмотрелся – не заметили. Теперь руки были свободны. Массируя по очереди пришибленные запястья, ещё раз проверил, не следит никто?

Охрана отстреливалась и была занята налётчиками. Он остался сам по себе. Повезло, что от изрешечённого окна было рукой подать. Со свежей струёй, в вагон ворвались запахи поля, леса и всё это вместе манило свободой. Прыжок в окно, стекло выпало наружу и вместе с ним, Отшельник очутился на свободе. И сразу задышалось вольнее, радостнее.

Однако рано он радовался, к нему тотчас подбежали крепкого вида незнакомцы, заломили руки назад, прикрыли рот рукою.