Виктор Некрас - Земля последней надежды – 1. Дети конопатого бога. Всеслав Чародей 2.1.

Волхвы молчали – сказано было не в бровь, а в глаз.

– В этот раз такого не будет, – тяжело сказал, наконец, Годовит. – В этот раз мы не одни, с нами лютичи, ты сам сказал про то. Редаряне и доленчане по слову Радигоста с нами идут.

– Впору мне у вас помощи просить, – хмыкнул Всеслав. – У нас на Руси навыкли в ваших краях, да вон у свеев (князь мотнул головой в сторону угрюмого годи) воев нанимать, чтоб соперника извести. Владимир, прадед, против Ярополка варягов приводил, Ярослав – против Святополка и моего отца. А так, коль вы бучу подымете, а уж тем паче и победите, то ни Мстиславу, ни прочим Ярославичам помощи с Одры не видать как своих ушей. А вот у свеев…

– Конунг Стенкиль при смерти, – быстро говорит годи, горячечно блестя глазами. Он очень хорошо говорит словенской молвью, хотя, по правде-то сказать, его речь больше напоминает варяжскую, чем кривскую. Хотя понять можно, Всеслав, Брень и Славимир понимают, хоть и не каждое слово. Но и того достанет, благо говорит годи о том, что важно для всех, кто сидит сейчас в гриднице. Руки его то и дело начинают перебирать висящие на шее наузы, натыкаются на Торов молоточек, останавливаются на нём и опадают на стол. – Если сейчас ждать, то после его смерти придёт к власти его сын Эрик. И тогда плохо будет.

– Можно подумать, сейчас вам хорошо, – насмешливо бросил лютич Велемысл, вприщур разглядывая свея. – Стенкиль тот мало не весь Вестергётланд ваш крестил. Лишь гляди и вас за хрип возьмёт, Уппсалу вашу.

Борода Дагфинна встала торчком – видно не по нраву пришлись слова Велемысла, сжал зубы годи.

– Хотел епископ Адальвард Двор Богов наш сжечь, было дело, – сузив глаза, бросил он. Взгляд Дагфинна туманился, он то и дело встряхивал головой, словно отгоняя какое-то навязчивое видение или воспоминание, дёргал щекой, проводил рукой по лицу, словно стирая липкую паутину. – Да только конунг не согласился. Пусть у себя в Сигтуне распоряжается епископ. Свеарике ему не Вестергётланд, где его любезных христиан – пруд пруди.

Волхвы молча покивали.

– А вот если Эрик Стенкильссон конунгом станет, то этот и на Двор Богов посягнуть может! – годи сжал кулаки. – Гёты за него стоят, враз его к власти приведут.

– Так опричь него и некому вроде конунгом-то быть, – непонимающе сказал Годовит, глянув на годи из-под косматых седых бровей. – Эрик в семействе Стенкиля старший, ему на престоле и сидеть. Да и другие-то сыновья Стенкиля, я слышал, тоже не особо горят желанием жертвы Одину да Тору приносить – что Хальстен, что Инге, оба христиане истовые, нет?

– Да, – скрепя сердце, признал годи. – Прав ты, Годовит. Но есть то, чего не знает даже твой господин, могущественный и мудрый владыка Святобор. Не в очередь занял престол Стенкиль, не по праву!

– Как это? – вмешался Всеслав, так и подавшись вперёд. – А кто же должен был наследовать Эмунду Старому?! Сын-то его, Анунд, сгиб, отравленной водой опившись?

– Верно, княже, – Дагфинн тоже подался вперёд, как и Всеслав. – А только никто не знал, что у Анунда сын есть!

И князь, и воевода, и волхвы так и впились в годи взглядами. Всеслав сообразил первым.

– Тюборинн, небось? Рабичич? – и все сразу поняли, что он угадал.

– Так что ж с того?! – воскликнул годи. – И Эмунд Старый тюборинном был! Мать-то его, Эдла-венедка, рабыней была!

– Хоть и рабыней, а княжьего роду, – возразил Годовит. – Однако ж прав ты, мудрый годи. В этом случае права этого тюборинна выше прав Стенкиля. Только чего ж?…

– Так не знал же никто! – воскликнул годи. – Вот в прошлом году только узнали. И не тюборинн он, хорнунг!

– И что? – впервой вмешался Славимир. – Он держит вашу сторону?

– Он наш, он не христианин, – подтвердил Дагфинн. – Свеи за него, мы готовы отбить у гётов престол Бьёрна Железнобокого!

– Как его зовут? – Велемысл уже снова обрёл свой прежний, спокойно-насмешливый вид.

– Эрик.

– Тоже Эрик?

– Стало быть, будем ждать смерти Стенкиля? – подытожил Годовит.

– Зачем? – поднял глаза Всеслав. – Зачем её ждать? Если этот ваш Эрик имеет больше прав на престол?

– И то верно, – кивнул годи. – Но нам тоже нужна твоя помощь, конунг Висислейв. Такая же, как и вендам. Только мы не просим отправить к нам твоего сына, нет. Мы просим твою дочь.

– Просим? – непонимающе протянул князь.

– Просим, – повторил годи. – Просим замуж за Эрика.

– Замуж? За рабичича? – выделяя каждое слово, переспросил Всеслав.

– За хорнунга, – поправил годи и добавил, ничуть не смущённо сверля Всеслава неотступным взглядом. – И твой прадед, конунг, тюборинном был, разве нет? А есть ли более надёжный способ скрепить союз? И не просто за хорнунга – за будущего конунга свейского отдаёшь дочь.

Всеслав думал.

Думай, не думай, а годи был кругом прав. И кровь конунгов, пусть даже и разбавленная кровью трэлей (но Эрик – не тюборинн, не рабичич, он – хорнунг!). И красиво выходило – на Варяжьем Поморье будет Рогволод (и чем боги не шутят, не угодит ли на престол Наконичей), в Свеарике Всеславна будет женой конунга. И было ещё одно, о чем не сказал годи, о чём умолчал и Всеслав, но о чём помнили все.

Дочь князя должна выходить замуж за князя. Короля. Конунга. А почти все князья, короли и конунги опричь крещены, и для того, чтобы выйти замуж за равного, любой Всеславне придётся либо креститься (а дети Всеслава, в отличие от него, отвергшегося от креста, крещены не были вовзят), либо искать князя-язычника (а таких слишком мало). А то и вовсе – выдавать их замуж за бояр.

Всеслав думал недолгое время, наконец, коротко кивнул.

– Добро. Быть по сему. Старшая дочь моя, Витонега, за Ходимира, князя вятичей, сговорена, потому вторую дочь даю, Гориславу. Ей шестнадцатый год, так и так пора замуж девке.

Любое важное дело скрепляется жертвой.

Бурый бык из придвинских лесов хрипло ревел, рыл копытом землю, косил налитым кровью глазом в сторону столпившихся у высоких резных столбов на вершине прибрежного холма, но вырвать верёвки из крепких рук княжьих воев не мог.

Волхвы подошли ближе. Славимир успел ухватить мимолётную насмешливую улыбку лютича Велемысла, оглядывавшего капь Велеса – видимо, служителю Сварожича здешнее святилище показалось простоватым. Вестимо, не межевому капищу земли кривичей равняться с богатыми храмами и святыми рощами Радигостя на берегах Доленче! – вскипел про себя Славимир, внешне, впрочем, никак не выказав гнева. Да и Велемысл под укоризненным взглядом Годовита (арконский владыка был более мудр, видно, годы сказывались) тут же без следа стёр ухмылку с губ. Волхвы стали обочь капей, годи Дагфинн чуть посторонился (сейчас не его было дело, не его богам служили) – и вои пустили быка.

Сипато взмыкнув, бык тяжело ринулся к ним. Но мелькнула стремительная тёмная тень впереймы, тускло-багряно блеснул в лучах заходящего солнца рожон тяжёлой рогатины.