Вальдемар Крюгер - Чита – Харбин

Настроение Сергея улучшалось от минуты к минуте. Сначала получил от тяти новенький с иголочки плуг, а теперь вот сулит еще и пару своих быков. Да, денек удался!

Все еще не веря нечаянному счастью, Сергей, робко спросил.

– Дак, тятя, а когда плуг да быков взять-то можно?

– Забирай сразу, чего тут долго телиться.

Через четверть часа пара крутобоких быков, пережевывая лениво жвачку, покачивая рогами с накинутыми на них волосяными налагычами [76] Налагычи – повод, одевается быкам на рога катили играючи блестящей свежей краской плуг по пыльной деревенской улице. Рядом с ними вышагивал важной походкой Сергей с заломленной набекрень фуражке с начесанным на козырек роскошным чубом, раскланиваясь чинно с сидящими на лавочках стариками провожающих взглядом чудо невиданной техники.

И хотя Сергей жил совсем неподалеку от отца, на той же улице, каких-то десять домов выше, этого хватило, чтобы весь Могойтуй узнал, что « Марк Нижегородцев купил сыну аглицкий плуг, двухнумерной, марки Лихарт ». Сергею было наплевать, что треплют языками посельщики. Лихарт так Лихарт, по мне што ни поп, то и батька, лишь бы пахал глыбже.

Подъехав к родному подворью, Сергей остановился, окинув довольным взглядом свой дом под крытой железом шатровой крышей. Шесть больших окон, зеркально блестя, смотрели на улицу радуя взгляд разноцветьем на подоконниках. Любила его Анисья цветы, как и другие женщины в Могойтуе. Что казаку добрый конь, то его женке красивая герань. Красные и розовые герани горели светлячками, прекрасно сочетаясь с небесной голубизной свежеокрашенных филенчатых ставень и резных наличников. Из-за забора, сработанного из толстенных тесанных плах, вставленных в пазы листвяжных столбов, виднелись тесовые крыши добротных сараев и амбаров. Все было сделано по-хозяйски, на века. А как же иначе. Тут в грязь лицом ударить никак нельзя!

Такими же добротными были остальные дома по всей улице. Жили в них сплошь одни родственники; Нижегородцевы, Потехины и Поповы, относящиеся к старожилам Могойтуя.

Улыбнувшись в усы, Сергей отворил парадные ворота, открываемые лишь по случаям выезда в город, какие выпадали очень редко, да и то лишь в зимнюю пору. Для будних дней, составлявших всего ничего триста шестьдесят дней в году, были предназначены воротца из жердей на заднем дворе, где завозились солома и сено, снопы и дрова. Там же, выстроившись в ряд, находились хозяйственные постройки. Среди них возвышался «батькой» объемистый сенник, громоздившийся над стайкой для коров. Душистое сено попадало из сеновала через люк прямо в кормушки буренкам. Для телят, козлят и другой новорожденной живности имелось рубленное из бревен зимовье. Земляной пол, сложенная из дикого камня печь, сплетенные из таловых прутьев клетушки и мордушки для поросят и ягнят, чтобы мамку ища мордочками в горячую печь не сунулись. Все по-хозяйски, с доглядом. А как же иначе. Нижегородцевы мы!

Чуть дальше, у омета прошлогодней соломы, крытые драньем повети, где выстроились рядком телеги и сани, немного особняком стоят кошева с красной суконной полостью и подрессоренная бричка, вдоль стен развешаны на деревянных костылях седелки, хомуты и другая конская упряжь, обильно смазанная дегтем. Под крышей сушатся оглобли и черенки, там же висят гирляндой березовые веники. Сама баня чернеет крышей в огороде, рядом с колодцем. Во всем чувствуется хозяйская рука, нет даже хватка, являющаяся плодом смекалки, помноженной на трудолюбие. Под лежачий камень вода не течет, учил Марк своих детей, так же, как и свое время учил его отец, нашедший вечный покой на деревенском погосте Могойтуя.

Проведя быков на задний двор, Сергей поспешил в дом, обрадовать хозяйку хорошей новостью. Взойдя на выкрашенное охрой крыльцо, он отворил дверь в сени, откуда пахнуло запахом свежеиспеченного хлеба. Дверь в дом стояла отворенной. Анисью застал он в кути. В прилипшей к телу красной бумазеевой кофточке хлопотала она возле русской печи, вынимая из чела румяные пшеничные калачи, раскладывая их на расшитый петухами наквашонник [77] Наквашонник – полотенце, которым накрывают посуду для теста (квашню) .

Сергей залюбовался на минуту женой, глядя на ее ловко снующие руки и ладный стан. Красавица она у меня, лебедушка, не расперло ее, как вон других баб, идут по улице, с боку на бок переваливаясь, утка не утка, торба не торба.

Только сейчас заметила хлопочущая у печи Анисья вошедшего мужа.

– Чего гляделки-то повылупил, словно рубль серебряный на дороге нашел? – заругалась она, недовольная и в тоже время польщенная вниманием мужа. Все бы обнимался до миловался, а как глянет совратитель окаянный, аж в груди млеет.

На этот раз не спешил Сергей обнять жену за стан. Потянув за руку, повел во двор, показать привезенный от отца плуг.

Но увы, реакция Анисьи была более чем сдержанной. Какая-то железяка красная, на черта рогатого обличьем смахивает. Машинку бы швейную Зингеръ мне привез, вот это да! А то надоело к свекровке бегать.

Ничуть не удрученный мнимым безразличием Анисьи, Сергей прогудел.

– Матушка, завтрось утречком баньку истопи, залог со Степой пахать поедем.

– Чаво ты бухтишь, каку еще баньку, до покоса еще как до турецкой пасхи.

– Вот и я говорю, – упорствовал на своем Сергей, – стопи, зачин на елани делать будем.

– Вишь ты богохульник какой, – взвинтилась богобоязненная Анисья, – не бывать тому, совсем рехнулся. Вечерось стоплю, мойся коли хошь, но один, без меня, сразу тебе говорю.

Зная, что жену не переспорить, Сергей согласился, пойдя на попятную. Вечерось, так вечерось [78] Утрось – утром, вечерось – вечером. .

Думаю, здесь необходимо небольшое пояснение. В Забайкалье существовала традиция в день начала основных полевых работ, к коим относились сев, сенокос и уборка хлебов, топить утром баню. После помывки молились усердно при зажженных свечах, прося вспоможения у Господа Бога и лишь затем выезжали в поле делать зачин. При этом день «зачина» ни в коем разе не являлся праздником или воскресеньем.

Эта была лишь одна из немногих земледельческих традиций. Так, например при посеве конопли зарывали в землю вместе с семенами несколько яиц. В засуху приглашали священников на молебен и ходили с иконами по полям. Накануне Родительского дня накрывали на ночь столы, насыпая тонкий слой муки и утром проверяли, не приходил ли родитель.

При уборке хлеба оставляли небольшую полоску несжатой «Волосу [79] Волосъ или Велесъ – божество в древнерусском языческом пантеоне, «скотий бог», бог удачи и плодородия, покровитель сказителей и поэзии. на бородку». Эта языческая традиция ведет свою родословную из глубины веков.