Валерий Кормилицын - Держава том 4

Резкий крик ночной птицы привёл его в чувство и вернул из горней выси на землю.

Спать лёг под утро.

И снился ему яркий день и белоснежные кони, скачущие по мелководью речного плёса, высекая серебряными подковами жемчужины блестящих на солнце брызг. И снилась ЛЮБОВЬ…

Солнечные лучи и капли влаги создали абрис прекрасного женского лица… И голос… Даже не голос, а шёпот ветра или шелест травы, бесконечно повторяющий: я хочу испить Тебя как чистую родниковую воду, как виноградное вино в бокале… Всего лишь один глоток Любви за всю жизнь… Всего лишь один глоток… И вдруг как бы со стороны увидел себя и Натали. Взявшись за руки, они шли по усыпанной цветами тропе в белесо-голубую даль неба с красной точкой солнца у горизонта…

Он раскрыл глаза, ощущая в душе прозрачную бездонность нежности…

А вечером Натали играла на рояле. Просто и безыскусно, но с душой и чувством.

Подросший котёнок сказочными зелёными глазами глядел то на молодую женщину, чьи пальцы трепетным прикосновением к клавишам выманивали томные звуки, то на офицера, то на две, горящие на рояле свечи, и, казалось, всё понимал, сочувствовал и переживал за них.

Наступил август.

Густо падали листья и звёзды.

Аким бесцельно бродил по утреннему парку, неожиданно для себя оказавшись на том месте, где встретил читающую стихи Натали. Улыбнувшись, приметил старого колючего знакомцы, бесстрашно вылезшего из вороха жёлтой листвы.

Строго оглядев незваного гостя, тот обнюхал жёлудь, картинно лежащий на красочно-красном резном листе, фыркнул и засеменил, шурша листвой, по своим, не менее важным, чем у людей, делам.

Замерев на секунду от волнения, Аким увидел неподалёку от жёлудя белоснежный батистовый платок. Её платок. Забытый или потерянный.

Подняв его, встряхнул и прижал к щеке, ощутив тонкий аромат духов и кружащий голову запах Натали: «Господи! Как я люблю её…»

В августовский знойный день Аким, отец и Натали отправились в дальнюю конную прогулку.

У Ольги разболелась голова и она наотрез отказалась от путешествия.

Проезжая мимо Полстяновки, волею судьбы столкнулись с местными помещиками: Зосимом Мироновичем Полстяным и братьями-близнецами Николаем и Михаилом Ивановичами.

– Так зайчик в озими трепещет, увидя вдруг издалека, в кусты припавшего стрелка, – пророкотал Полстяной. – Вот и я так же обрадовался, увидев вас, дорогой мой Максим Акимович.

– Ну, зайчик-то, предположим, не столь рад был, лицезря охотника, дражайший мой дружище, – слез с коня Рубанов-старший, по очереди обнимаясь с приятелями. – Надо бы поохотиться вместе, – загорелся он здравой, на его взгляд, мыслью.

– Давно пора от хозяйственных дел отвлечься, – поддержали идею усатые близнецы.

– Так давайте у меня и обсудим мероприятие, – вдохновился назревающим обжорством и выпивкой Зосима Миронович. – Как раз велел вчера кабанчика забить. И запить найдётся чем. Вы как? Максим Акимович?

– Молодёжь! Чего вам со стариками киснуть? Покатайтесь сегодня без меня, а вечером вместе домой и поедем.

Рубанов-младший не возражал, а даме слова не дали – молода ещё, чтоб своё мнение иметь, да к тому же – женщина.

«Доживёшь до возраста Пелагеи Харитоновны, тогда и выскажешься», – подумал предводитель уездного дворянства, направляясь с приятелями в сторону своего дома.

– Натали, а я выпросил у ёжика твой платок, – пошутил Аким, протягивая белый батист и стараясь снять возникшее напряжение.

Молодая женщина улыбнулась, разгладив складку неудовольствия между бровей.

– Действительно мой. Как ещё раз пойдёшь в гости к ёжику, передай от моего имени благодарность и яблоко, – рысью понеслась по просёлочной дороге, вскачь миновав усыпанный жёлтой листвой деревянный мостик, и остановила лошадь у звонкого ручья в пушкинской берёзовой роще. – Как красиво, – плеснула в пылающее лицо прохладной водой и утёрлась батистовым платком.

Догнав амазонку, Аким хотел поинтересоваться: не отъявленный ли кавалерист научил так скакать на лошади?, но рассудил, что вспоминать брата будет сейчас не к месту. И тут он увидел кувшинку…

Войдя в воду, сорвал цветок и молча протянул его растерянной даме.

Прижав кувшинку к груди, она потрясённо глядела на офицера, думая, что мечтала об этом многие-многие ночи… Пахнущая речной влагой жёлтая кувшинка и рядом подаривший её любимый мужчина…

Аким растворился в её глазах и ни о чём не думая кроме этой недоступной женщины, мягко и нежно поцеловал её в сладкие-сладкие губы, чуть слышно прошептав, или просто подумав: любовь моя потерянная… А может, просто сон? – целовал её вновь и вновь…

А она, прижимая к сердцу кувшинку, беззвучно рыдала, и слёзы текли по её лицу.

– Почему ты плачешь? Я сделал тебе больно? – оторвался от женских губ.

– Ты сделал мне божественно хорошо…

– А чего тогда плачешь? – не понял он.

– От этого и плачу, – обняла его плечи и, забыв всё на свете, сама припала к горячим мужским губам.

– Натали, – целуя её шептал он, почему-то думая, что громким звуком голоса развеет этот прекрасный сон, где звонкий ручей, жёлтая роща и любимая женщина… – Натали… Я мечтал бы подарить тебе все цветы, что есть на земле… Всё счастье мира… И всю любовь, разлитую во вселенной… Но это не в моих силах. Могу лишь преподнести свою любовь… Жёлтую кувшинку… И маленький кусочек быстротечного счастья…

– Запутались мы…, – тоже шёпотом ответила она. – Заблудились в чувствах и жизни…

А потом, уставшие и опустошённые от того божественно-прекрасного, что случилось с ними, лежали на траве и глядели в синее небо с редкими пышными облаками.

– Сейчас на них ангелы, а не кровоточащие души, как на войне в Маньчжурии, – чуть хрипловатым голосом произнёс он, повернув голову к возлюбленной. – Ну что ты нахмурилась и стала словно солнце, ушедшее за гранитную сопку, – улыбнулся ей. – Теперь я знаю, что такое Любовь… Что такое счастье… И понял, что воспевают поэты в стихах о Женщине и Любви…

– Я тоже вижу двух ангелов на облаке, – приподнявшись и опершись на локоть, произнесла она. – Но не с нимбами, а кровоточащими сердцами. Начать жизнь сначала, как и любовь, невозможно… Это будет уже другая жизнь и другая любовь.., – поцеловала его в лоб и поднялась, оправляя юбку и волосы. – Это – первый и последний раз, Аким. Больше такое не должно повториться, – направилась к ручью, неожиданно подумав: «Аким – это нежный вальс, а Глеб – бурное танго…»

Август подошёл к своей середине.

Утро выдалось свежим и тихим.

Накинув на плечи старый белый китель, Аким стоял на косогоре и смотрел на заполнивший Волгу и всё вокруг белый туман: «А может, это я нахожусь на облаке, со своим кровоточащим сердцем?! Она больше не хочет разговаривать со мной, – глядел, как туман постепенно рассеивается в утренних солнечных лучах.