Денис Кремнев - Солдатская доля. Роман о такой далекой, но такой близкой войне

Огонь на створке двери уже прогорел. Внутри стояла кромешная тьма, включили фонарь. Пыль застилала вокруг всё пространство, внутри элеватора ещё хранилось зерно. Почерневшее, оно напоминало опалённую волжскую землю.

По лежавшему зерну был отчётливо виден след. Кто-то либо полз, либо его тащили волоком. След вёл к внушительной горе зерна, где внезапно обрывался. А над горою зияло отверстие вентиляционного короба, запертое решёткой. Фриц каким-то образом исчез именно в этом коробе, а дверь заминировал, чтобы не устроили засаду на пути отступления.

Лёха со злости зарядил очередью по кирпичной кладке:

– Уууу, курва! За татарина кишки достану!

Старшина утёр нос рукавом костюма, промолвил:

– По верёвке забрался, точно. Спустился вниз по верёвке, оставил её, пострелял, потом забрался смотал верёвку наверх, всё просто.

Дальше по следу идти не было смысла- вражина наверняка смылся, в западню или тупик он не полез бы.

Ахметдинова похоронили прямо возле сортировочного пункта. Поставили крест: основание в виде металлического прута, поперёк накрутили проволку. Вот и весь надгробный знак.

Тулаев подошёл и загнул концы проводки вверх. Пояснил для чего:

– Мусульманин. У них полумесяц- священный символ, как у вас крест.

Спорить с ним никто не стал.

Набережная Волги в районе рыбачьей пристани представляла собой изрытую снарядами и бомбами песчаную площадь. Сожжённой техники было много, поэтому группе разведчиков передвигаться по этой территории осторожно и с опаской. Смерть Ахметдинова заставила бойцов обдумывать каждый свой шаг и манёвр.

Переползая на брюхе от одного остова к другому, бойцы чётко прослеживалось перед собой пятачок земли до Волги, на котором не осталось ни кустика, ни травинки, – всё сожгла война.

Восток только начал выпускать из своих объятий солнце, когда бойцы всей группой разобрались возле перевёрнутой полуторки со сгоревшим кузовом. Узкий жёлтый луч рябью стелился по воде. Холодная вода почти не волновалась, ветра не беспокоили матушку-Волгу. Война не иссушила, не залила огнём, ничего не смогла поделать с великой русской рекой.

Чёрное горе будто всё же оставило на реке свою печать, – над почерневшей водою стелился туман. Кривой косой, будто ватным струистым облаком, он расходился в разные стороны, предоставляя дорогу солнечным лучам. Солнце встало в зените, совсем не грело, будто обидевшись на людскую глупость: «Зачем вам война? Люди, опомнитесь…»

Кузов полуторка насквозь был пробит осколками и пулями, наблюдать за обстановкой было удобно. Немец любил работать именно в эти рассветные часы.

Внезапно заработала вражеская артиллерия. Батареи стояли в километрах трёх-четырёх. Гул разросся по округе, снаряды пролетали над станцией и ложились где-то на склоне Мамаева кургана. Разглядеть, где именно, – не представлялось возможным.

Тулаев сразу прикинул возможную позицию снайпера. Может залечь за бугорком на противоположном конце станции, на самом её краю. Может выбрать и спасательную каланчу, что одиноко торчит посередине станции.

– За бугром повнимательнее, – инструктировал Тулаев бойцов, -чуть каждое движение, мне сразу… На каланчу не полезет, отходить оттуда плохо. Надёжный путь отхода для снайпера, – залог успеха.

Ещё добавил, что именно здесь, во время прорыва наших со стороны кургана снайпер-фриц собрал большой кровавый урожай.

Орудия гулко ухали вдалеке, перелётная через станцию с вязким и ужасным визгом.

Солнце уже поднялось достаточно высоко, когда Тулаев что-то заметил:

– «Блики» на каланче!

Через прицел «мосинки» он наблюдал минуты три, затем тихо передёрнуло затвор. Крепче сжал приклад, палец аккуратно лёг на курок. Тот плавно сдвинулся, на половине своего хода остановился, как будто запоминая положение. Утомительно тянулось время в ожидании выстрела.

Снайперское ремесло, – ювелирная работа. Путь к меткому выстрелу, – это маленькая тропинка, проложенная над крутым берегом бездонной пропасти. Когда снайпер выходит на дуэль, он волнуется, как будто встаёт на острие ножа. Чтобы удержаться над пропастью, на самом острие, нужны, безусловно, смелость, опыт, спокойствие и хладнокровие. Победителем из поединка выходит первым тот, кто сумел победить прежде всего свой страх. И потом уже, своего врага.

Сухо щёлкнул выстрел в воздухе. Тут же резко стащил винтовку с позиции и перекатился:

– Всем сидеть! Не высовываться! – отрывисто бросил он.

Выстрел могли засечь, взять под наблюдение позицию и снять любого, кто засветится за укрытием. Ещё неизвестно, зацепили немца или нет. Не исключено, что он работал с группой поддержки.

Прошло уже минут пятнадцать, и Кудрин с казахом договорились знаками показать приманку. На тонкий металлический прут повесили пилотку, поднесли к щели. Затем быстро убрали, имитируя движение. Выстрелов не последовало. Затем Кудрин ещё два раза выполнил манипуляцию, никакой реакции не последовало. Либо немец разгадал муляж, что не было редкостью в городских условиях, либо цель была поражена.

Тут с обратной стороны вышки опрометчиво метнулись две тени.

– Фрицы! Драпают!

Казах вскинул винтовку, припал к цевью, почти не целясь, нажал на курок. Следом, почти дуплетом, вылетела вторая пуля. Немцы упали как подкошенные, один за другим…

– Зассали, вот и сорвались! Кто ссыт на войне, – тот гибнет! – подвёл итог старшина.

На поведение матёрых снайперов было мало похоже. Группа прикрытия? Только вот кого?

Ползком, а иногда перебежками разведчики пробрались к лестнице, ведущей на вышку. Страховал Тулаев из-за укрытия. Емельян остался внизу, Кудрин с Зориным собрались на самый верх. Прыгнули в проём, – именно из него мелькали блики.

Под проёмом лежал труп, накрытый серой шинелью. Казах таки не промахнулся. У его ног стояла радиостанция, мерцала лампами.

«Значится, корректировщик артиллерии», – мелькнуло в голове у старшины.

Бойцы наверху пробыли недолго, но спускались обратно какими-то возбуждённым, как показалось Емельяну. Кудрин лишь махнул рукой на его вопросительный взгляд:

– За полуторку, там всё опишу.

– Значит, так, – начал он, когда все собрались за машиной.– Ты, стрелок, наблюдателя щёлкнул, который артиллерию корректировал… Эти двое его прикрытие. Дурканули или зассали… Но ещё мы там его позицию нашли. В дураках нас водил, всё просто оказалось.

Глаза казаха горели недобрым огнём.

– С другой стороны, там, где нет лестницы, канатная верёвка висит. Он ночью по ней поднимается, маскируется, дело делает и спускается. Падла, ныкается путёво, не проймёшь! Наверх залез, – за собой смотал, спустился, – натянул, подмотал, маскировка. В элеваторе он ведь тоже по канату залез, в отдушине.