Екатерина Элизабет Люмьер - Гимн Красоте

Виктору было под тридцать, а потому его карьере оставалось жить лет восемь, и вряд ли он уже мог добиться небывалого успеха и стать этуалем, но это не умаляло того факта, что работа в Опера Гарнье была если не благословением, то огромной удачей, и держаться за свое место он был готов зубами. Он любил театр и свою работу, и особенно сильно терпеть не мог, когда между ним и этой любовью вставало уставшее и травмированное за годы танцев тело, с которым уже не получалось договариваться, а постоянно принимать препараты, которые притупляли боль, было равносильно тому, чтобы подписаться под словами, что он больше ни на что не годен.

То неудачное падение в прошлом сезоне сыграло с ним злую шутку, ведь тогда он не мог встать с постели три дня, а потом еле ковылял, пока оно не зажило. Благо, что до летнего перерыва в работе оставалось всего две недели, и это не сильно повлияло на работу. У него было чертовски много времени, которое он посвятил музыке и чтению, при этом все равно изнывая от скуки и от желания двигаться, ведь ему с каждым днем казалось, что кости и мышцы деревенели, покрывались мхом и пылью, и он становился ни на что не годен.

И в то время он впервые познакомился с таким явлением, как «музыкальный салон». Раньше, сочиняя лишь для себя и самостоятельно изучая вопрос, он не обращал особого внимания на то, какие новые веяния, имена и произведения стали популярны.

Французские салоны были самыми разнообразными – придворными, роскошными и светскими, камерными и семейными, литературными и музыкальными, философскими и интеллектуальными – последние же напоминали скорее университетские семинары. Салоны держались хозяйками – женщина играла в них главную роль. Чаще всего хозяйка была остроумна, талантлива и красива. В салонах собирались единомышленники, чтобы обсудить различные новости в тесном кругу, поделиться впечатлениями и знаниями, представить свои произведения, если говорить про литературу, живопись и музыку.

Число салонов в Париже было велико. Впрочем, многие из них держались аристократами, а потому в круг посетителей был соответствующим. В салон принцессы Матильды, к примеру, были вхожи различные известные писатели, такие как Проспер Мериме, Гюстав Флобер, Эдмон де Гонкур, Шербюлье, и художники – Эжен Жиро, Клодиус Поплен и другие. Чтобы попасть в такой салон, нужно было получить приглашение, либо заслужить подобную честь, либо приглянуться кому-то и получить статус протеже. Виктору подобное точно не грозило, по крайней мере, до тех пор, пока он не зарекомендовал бы себя в качестве привлекательного и талантливого композитора, который мог бы украсить светский вечер.

Одним из очень известных салонов в то время был оный Жюльетты Адан – в девичестве Ламессен, – которая также была известна под псевдонимом Ламбер, на бульваре Пуассоньер, а после на бульваре Мальзерб. Французская писательница учредила салон, куда приглашались многие политические деятели и писатели-республиканцы. Она стала женой республиканца, депутата из фракции. Она принимала у себя Клемансо и Гамбетту, а также Мопассана, Тургенева и Виктора Гюго, который к тому моменту был уже почти обездвижен инсультом и старостью.

Интеллектуальное общение было основным занятием гостей салона. Осуждали искусство, философию и политику в первую очередь. Публика была как на подбор – образованные мужчины и женщины, знающие толк в том, о чем говорят, а потому было большой честью исполнить свое произведение, зачитать или продемонстрировать столь почтенному кругу лиц, поскольку была возможность не только получить компетентную оценку, но и показать себя, познакомиться с нужными людьми.

Далеко не все дворянство, а только самая его образованная часть, была вовлечена в «салонную» культуру.

Весь Париж можно было разделить на четыре квартала, в которых различалась и сама светская жизнь. Французские салоны были своеобразны, отличаясь от, например, английских тем, что не было ясно, кто именно задавал тон и настроение, чьего расположения было необходимо добиться, чтобы иметь возможность посещать те или иные дома. Не существовало авторитета, а потому в каждом новом салоне было важно произвести приятное впечатление и добиться расположения важных господ.

Парижский свет разделился на четыре квартала: предместья Сен-Жермен, Сен-Оноре, кварталы Шоссе д’Антен и Маре.

Главной отличительной чертой квартала Сен-Жермен, располагающегося на левом берегу Сены между улицей Святых отцов и Домов Инвалидов с востока на запад, и от набережной до семинарии Иностранных Миссий с севера на юг, являлось благородное происхождение вхожих в него людей. К нему относили аристократов, что сохранили верность Бурбонам, в то время как остальные кварталы принимали и были сторонниками новой власти. Он стал символом верности традициям и старинным ценностям.

Представители предместья Сен-Оноре ценили здравомыслие и умеренность, уважая дореволюционные общественные порядки. Как правило, там существовали либерально настроенные аристократы и иностранцы, в число которых входили послы.

Шоссе д’Антен, располагавшийся между Итальянским бульваром и улицей Сен-Лазар, ограниченный на востоке Монмартром и на западе улицей Роше, был символом движения, динамики и современности, поскольку граничил с Большими бульварами, что являлись сосредоточением роскоши, моды и богатства.

Квартал Маре был самым невзрачным, точнее, считался местом, где жили старинные семейства, отличающиеся бережливостью, консерватизмом и ограниченностью, хотя и живущие в самом центре города.

Сперва Виктор посетил малоизвестный «салон» при Парижской консерватории, который представлял собой скорее вечер, где студенты играли свои произведения, обменивались идеями и заводили знакомства. Туда ему помог попасть сын начальника оркестра, месье Манжена, который учился там на курсе флейты. Дважды или трижды посетив это место, он понял, что подобное времяпровождение в кругу студентов консерватории ему без надобности, а потому стал думать над тем, где бы он мог показать себя.

Покровителя можно было отыскать в Золотом фойе в любом антракте. Но Виктор не искал легких путей, поскольку был шанс наткнуться на предвзятость и чужое неприкрытое желание какой-либо услуги, а быть должным Виктор никому не хотел и не собирался. Тогда мысли впервые вернулись к тому юноше – сыну виконта де Ментенон, – который познакомил его с одним из своих друзей, что по совместительству являлся супругом одной из держательниц клуба в квартале Сен-Жермен. Они не общались последние четыре года, да и виделись всего несколько раз, но уже тогда этот человек был неплохо к нему настроен.