Екатерина Элизабет Люмьер - Гимн Красоте

Оказавшись у площади Клиши, он почувствовал, что его вдруг одолели сомнения. Был ли Люмьер настроен серьезно? Придет ли он в обозначенный час? Не счел ли он его предложение лишь глупым розыгрышем? Нет, он не мог допустить, чтобы подобные мысли взяли верх. Сегодня Венсан собирался отпраздновать свою небольшую победу парой стаканов дешевого вина и тёплой едой. Конечно, еда была самой простой, а вино не шло ни в какое сравнение в теми винами, которые он пил, когда еще носил фамилию де ла Круа, но все же лучше, чем ничего. Он был хозяином своей жизни, востребованным художником, а это уже само по себе что-то значило.

Виктор к тому времени уже разоблачился из костюма, сдал его, выслушал обо всех своих недочетах речь мадам Лефевр и направился на ужин, обдумывая вечернее знакомство с молодым художником. Венсан Дюплесси – он крутил в руках его аккуратную визитку – был ему незнаком как творец, и тем более как человек. Люмьер гадал, почему же Венсан выделил его из всей толпы, что выступала на сцене. Он не находил ответа, а потому решил расспросить об этом самого Дюплесси, когда представится возможность. Оказия могла подвернуться только в выходной – в понедельник, когда театр не работал и все репетиции также были отменены. Значит, через два дня он сможет задать свой вопрос.

Отужинав скромно, но вкусно, Люмьер отправился в спальню, чтобы выудить из-под кровати футляр со скрипкой отца. Ив Франциск Люмьер был очень дружен с потомком Николо Амати, который был учителем Антонио Страдивари, и потому на венчание с Элизабет ему подарили этот уникальный музыкальный инструмент. Виктор хранил ее, как зеницу ока, но старался каждый вечер заниматься, сочиняя. Он ушел в один из классов, в который мадам Лефевр, зная о слабости «названного сына», позволила приходить в любое время, но чтобы никто не замечал и не требовал объяснений. Люмьер никому не заявлял, что хотел бы стать великим композитором, чтобы его музыку играли в лучших филармониях мира, совсем нет. Ему нравилось сочинять, он попросту не мог этого не делать. Он слышал музыку в своей голове и пальцы едва ли не дрожали, когда ему хотелось ее записать или сыграть, чем он и занимался всегда, как только появлялась возможность.

Венсан, точнее его предложение, очень заинтересовало Виктора поскольку последний был влюблен в искусство во всех его проявлениях и всячески поощрял – хотя бы своим вниманием, – выставки и журналы. Он посещал гостиные, как литературные, так и музыкальные, не пренебрегал живописью, и в целом очень интересовался творчеством нынешнего времени, поскольку сам был человеком живущим в мире под названием «оперный театр». Часто в обществе складывалось мнение, что артист – человек недалекий, «прыгающий по сцене» и ничего из себя умом не представляющий, но в случае с Люмьером это было не так. Он любил узнавать и познавать новое, стремился к пониманию мира с различных сторон, пытался понять не только искусство, но и развивающуюся науку и политику, хотя в отношении последней казался до крайности индифферентным, но это было не так. Виктор предпочитал сохранять нейтральную позицию, но желал на самом деле понимать, что происходило в стране.

Но в те часы, когда Виктор занимался музыкой, все остальное не было важным. Он стоял и записывал ноты, наигрывал уже начатый этюд или приступал к сочинению нового. Он закрывал глаза и отдавался музыке, оставаясь с ней наедине. И Люмьер думал, если Венсан Дюплесси любит живопись и отдается ей без остатка так же, как и он сам отдается каждой ноте, то им, определенно, по пути.

В ту ночь художник так и не смог уснуть. Долгими часами он ходил по своей маленькой студии, внимательно рассматривал каждый из сделанных накануне эскизов, ища изъяны и неточности. Его сомнения относительно танцовщика переросли в настоящую тревогу, что тому могли не прийтись по вкусу его рисунки. Что если его обещание было лишь знаком вежливости? Возможно, Виктору постоянно поступали предложения побыть натурщиком для той или иной картины. Если подумать, он мог даже видеть несколько таких полотен, где, вероятно, был изображен Люмьер, или же это все лишь игра воображения?

Ближе к утру Венсан решил, что ему необходимо заняться делом. Схватив чистый пеньковый холст, он методично занялся его подготовкой. Сначала необходимо было проклеить холст. Для этого у него был наготове специальный клеевой раствор. Это позволяло защитить холст от вредного воздействия масляных красок и уплотнить его. Затем просушить, а только потом загрунтовать. Как правило, этот длительный этап позволял ему лучше сконцентрироваться на работе и обдумать то, что он хотел написать в мельчайших деталях. После этого можно было переходить к подготовке и смешиванию красок. Несмотря на то, что краски в тюбиках были изобретены уже более тридцати лет назад, Венсан любил сам процесс.

Два года назад, когда он только покинул родительский кров и снял эту мансарду, он долгими днями бродил по Монмартру в поисках вдохновения. И однажды он набрел на мастерскую одного старого художника, работы которого отличались поразительной красочностью и глубиной. Звали его папаша Лурье. Он был стар, ворчлив и каждый день выпивал по несколько кувшинов вина. У него была своеобразная манера общения. Венсана он называл не иначе как глупый аристократик, но в тоже время именно он преподал ему несколько важных уроков, которые Дюплесси не мог выучить ни из каких книг. Во-первых, художник должен жить своим творчеством. Только оно имеет значение. Если он не может пожертвовать ради своих картин комфортной жизнью в тепле и достатке, то он и не художник вовсе. Во-вторых, необходимо найти какую-то личную драму. Счастливый и довольный художник – посредственный и второсортный оформитель. Его картины могут украшать салоны, но никогда не будут затрагивать душу зрителя. Венсан гадал какую же драму для себя нашел папаша Лурье и решил, что, вероятно, это был его алкоголизм. И, в-третьих, настоящие краски можно только смешивать. Да, краски в тюбиках хороши, если ты привык работать на пленэре, но их часто разбавляют нечестные торговцы. Настоящий цвет можно получить, только если готовить краски самому. Венсан проработал в мастерской у Лурье долгих три месяца. Тот делил с ним хлеб и учил всему, что знал и умел. К сожалению, однажды ночью выпив лишнего, он отошел в мир иной, что положило конец их урокам, но Дюплесси постарался сохранить в памяти каждое его слово.

В отличие от набросков, которые он всегда делал быстро и интуитивно, над самими картинами Дюплесси обычно работал вплоть до нескольких недель. Он не терпел малейшего несовершенства и часто начинал сначала. Критики часто ругали его за то, что в его работах не достает души. Венсан и сам видел это. Несмотря на то, что его техника была на высоком уровне, он никак не мог отдаться полностью своему творчеству.