Евгений Дудкин - Рассказы москвича

С фехтованием пришлось закончить после того, как родителям предложили купить форму соответствующего размера.

Пришлось продолжить физическое развитие на улице. Основное время занимал футбол и хоккей, последний, правда, не на коньках и не на льду, а в ботинках на обледеневшем асфальте. Коньки были далеко не у всех, да и не наездишься на каток, ближайший из которых был на Патриарших прудах и ещё, по-моему, на Петровке. Поэтому бегали по Столовому переулку толпой туда-сюда, толкались, падали, орудовали клюшкой, бросали шайбу или ледышку в какой-нибудь ящик вместо ворот. Это было счастье!

Там же, в переулке, играли в футбол. Один раз установили ворота во дворе, играли все. Но на следующий день их кто-то спилил. Оказалось, что мешали сушить белье одной бойкой бабенке из «понаехавших», которая раз в неделю наряжала в паруса половину двора. Мстить ей не стали.

Уже после переезда на Пресню с ребятами Женька записался в волейбольную секцию общества» Спартак» в доме 23 (бывший конный манеж им. С. М. Буденного) на улице Воровского (сейчас вновь Поварская). Там тоже кое-чему научился – подавать сверху мяч, принимать его обязательно обеими руками снизу в прыжке метра на три с приземлением коленками и локтями на деревянный пол, «гасить». Половину тренировки бегали, таскали и перебрасывали друг другу огромные тяжелые мячи, качали пресс на шведской стенке. Вставали у противоположных стен и отрабатывали подачи и нападающие удары. Один с силой бьет, другой принимает. Ну, а потом игра. Вечером нас сменяли боксеры, которые тренировались в этом же зале.

Как -то раз пришли несколько худеньких ребят. Все евреи, черненькие и рыженькие, с тонкими руками и длинными пальцами. Оказалось – скрипачи, которые учились напротив, в Гнесинском музыкальном училище. Прислал их какой-то дурак и садист, «чтобы развивали руки». Мы понимали, что они переломают пальцы и били вполсилы. Больше они не приходили, видно, в Гнесинке одумались.

Через несколько месяцев пришлось бросить тренировки – мешали учебе. Но с волейболом не простился. Играл в школе, потом приняли по рекомендации физрука Алексея Ивановича в ЦСКА, который с запиской направил туда меня к своему приятелю – тренеру Виннеру. После просмотра меня приняли. Причём играл там в составе годом старше меня. Перспективы стать профессиональным спортсменом были вполне реальными. Но наступило лето. Команда должна была ехать на сборы в Молдавию. Родители попросили остаться – нужно было ехать на дачу в Жуково, а в отпуск отца съездить с ним на его родину в Калининскую область, деревню Доброшино. С ЦСКА с сожалением простился, но волейбол не бросил. В выходные играл вместе с братом на волейбольной площадке в Жукове, где от мала до велика собирались деревенские и дачники. Одни играли, другие болели. Бились до темноты. Иногда в гости приходили ребята из соседних Расторгуево и Ермолино. Бывало, что с ними играли «по рублику» и нередко выигрывали, хотя они своё дело знали весьма неплохо.

В те времена волейбол, интеллигентная игра, стала поистине всенародной. Везде были площадки, если не хватало сетки, вместо неё натягивали простую веревку. Играли и просто «в кружок». Помимо чисто спортивного характера соревнования, волейбол являлся верным средством расширить круг знакомств.

Стадионы и залы были заполнены болельщиками, очень часто игры транслировали по телевидению. Жениными кумирами были цеэсковец Юрий Чесноков и бакинка Инна Рыскаль.

Москву навещали зарубежные волейбольные команды, но особенно запомнились приезды женской сборной Японии во главе со связующей Касай Масаэ. Японки попеременно с нашими девчонками выигрывали Чемпионаты мира и игры между ними вызывали небывалый ажиотаж. Холодным душем для советских болельщиков явились игры 1962 года в Москве, когда японки во главе со своим капитаном в финале сумели временно отобрать у наших титул лучших на планете.

Лет в 35, отдыхая в Крыму в санатории Верховного Совета СССР «Айвазовское», Евгений Васильевич во время очередной игры порвал мышцу предплечья, а затем ещё и застудил плечо, купаясь в Черном море. Травму, которая о себе даёт знать до сих пор, лечить не стал и с волейболом было закончено.

Постепенно эта игра потеряла какую-то живую струнку, стала уж очень силовой. Смотреть, как вальяжные двухметровые кровь с молоком молодцы, словно автоматы, остервенело долбят по бедному мячу, стало не интересно. Любопытно иногда бывает понаблюдать за своеобразием женских соревнований, действиями тренеров, особенно, наших, а также, но без особых эмоций, за финалами главных международных турниров. Так-то. Возраст, однако.

Вторая половина двадцатого столетия – расцвет нашего хоккея. В русский хоккей играли на открытых стадионах, куда ходили смотреть на непробиваемого Анатолия Мельникова, стремительных Евгения Попугина, Колю Дуракова.

У Женьки была клюшка как раз для этой игры. Вместе с шахматами, которые он любил и неплохо играл, клюшка была куплена отцом в магазине «Динамо» на улице Горького и подарена ему после продолжительного выклянчивания и нытья. Этой клюшкой он научился не только гонять плетённый мячик, но бросать и поднимать на полметра со льда шайбу. Главным же, от чего в 50-70-е годы сходила с ума вся страна, был хоккей с шайбой. От отца, армейского офицера, к Женьке и его старшему брату передалась любовь к московскому ЦСКА. Этот легендарный клуб, на счету которого самое большое количество титулов и медалей не только в нашей стране, но и в мире, всегда лидировал и в хоккее. В нем блистали тренер Анатолий Владимирович Тарасов, хоккеисты Пучков и Третьяк, Всеволод Бобров, Трегубовов и Сологубов, Альметов, Локтев и Александров, Фирсов, Викулов и Полупанов, Кузькин, Лутченко, Цыганков, Петров, Михайлов и Харламов, Кузькин, Лутченко, множество других выдающихся хоккеистов. Баталии с соперниками из «Динамо» и «Спартака» с замиранием сердца смотрела вся страна. Поединки с канадцами, американцами и шведами наполняли гордостью души советских болельщиков за свою Родину. Здесь уже не имело значения, кто из хоккеистов играл за ЦСКА, «Крылья», " Спартак» или «Динамо» – все были одинаковы, свои.

Особые интерес и остроту вызывали игры с чехами. Среди них было немало великих хоккеистов, но с середины 60-х годов с них стремительно стала сползать личина друзей. Они вдруг стали забывать, кто в мае 45-го спас Прагу от фашистов, затужили, что это были русские, а не американцы. Какой-то журналист, по рангу не из последних, в одной из центральных газет, чуть ли ни в «Млада фронта» повествовал, как из окна он наблюдал вступление в город Красной Армии и обратил внимание советскую военнослужащую- регулировщицу танковой колонны. Смакуя, издевательски он описал неказистую внешность этой русской девушки. Девиц, не обладавших данными Мерилин Монро, конечно, хватало и в его стране, но главным для него было брызнуть ядом именно на нашу девчонку. Ему было глубоко безразлично, что она, в отличие от его соотечественниц, которым при нацистах жилось совсем неплохо, уже не один год под пулями рискует своей жизнью. Конечно, он не мужчина, а дерьмо. Но в редакции сочли интересным его опус и опубликовали многотысячным тиражом. Исподволь и пока осторожно гадили, отравляя мозги сограждан.