Евгений Дудкин - Рассказы москвича

Внутри магазина было всегда прохладно, пахло хлебом и свежевымытыми полами. Очередь медленно продвигалась. Хозяйки покупали селедку «залом», сахар, хлеб, крупу, муку для пирогов, «постное масло» и, уже отходя от прилавка, спохватившись, почти каждая обязательно вдруг что-то вспоминала, возвращалась, докупала забытое и, как оказывалось, самое необходимое.

Женька купил молоко, несколько буханок хлеба – ржаной и пшеничный, состоявший из трёх спеченных вместе саек. Вкуснее этого хлеба Женька больше никогда не ел в своей жизни. На сдачу тетя Настя, продавец, в бумажном кульке ему отвесила две горсти конфет-подушечек, обсыпанных какао. О них был уговор с мамой. Настя была местная, никого, говорят, не обвешивала и деревенские ей доверяли.

За магазином у забора Новоселовых (сам хозяин был милиционером и однажды у колодца рассказал раскрывшим рты ребятам, как он обезоружил в ресторане на станции бросившегося на него с вилкой хулигана) на молодой травке в кружок расположились несколько мужиков из МТС в промасленных кепках и таких же спецовках. Закусывали консервами «Треска в масле», которыми были заставлены полки магазина, черными пальцами щепотью подносили к губам сигареты «Памир» и папиросы «Север».

Женька с ребятами тоже пару раз курил. Набрав сухих березовых листьев, забрались в заросли акации, свернули самокрутку и закурили. Дошла очередь до четырехлетнего Женьки. Он вдохнул дым и …очнулся в полу-обморочном состоянии уже в одиночестве. Компанию разогнала соседка – тетя Шура Лапочкина. Второй раз испробовал прошлым летом после изнурительной игры с мячом и любопытным названием, извините, «ж… попатеры». Длинной папиросой «Березка» (десять штук в пачке) угостил Колька Носов, старший на три года и смоливший несмотря на то, что отец периодически драл его за это ремнём. Придя в себя, Женька решил, что с курением завязано на всю жизнь (эх, если бы так случилось на самом деле!).

Дома ждал обед – чуть ли не полуметровая в диаметре сковорода с жареной картошкой из своего огорода, соленые огурцы и помидоры оттуда же, жирная селедка с гарниром из зеленого лука, нарезанная кружками все та же краковская колбаса. Дед с отцом распечатали четвертинку «Московской» (больше не употребляли – как-то этого хватало. Иногда вечерами, правда, могли выпить и своей вишневой наливки). Женька налегал на колбасу, которую весьма уважал и, несмотря на уговоры матери, лишь лениво ковырял вилкой картошку.

В завершение обеда дед спел кусок из арии» Да ведут потомки православных…» Отец, улыбаясь, пытался подпевать. Потом все разошлись. Дед улёгся пластом на кровати и, прикрыв от мух лицо газетой «Правда», похрапывая заснул. Отец ушёл вздремнуть в чулан. Нужно было отдохнуть перед завтрашним днём – предстояло перекопать огород под посадку картошки. Женщины остались за столом и договаривали о делах семейных. Женька выскользнул из-за стола и пошёл в сад, где его ждали важные дела. В заветном и уединённом месте у погреба нужно было лопатой выкопать укрепления для предстоящего сражения двух игрушечных армий, состоящих из трёх десятков оловянных и самодельных, из пластилина, солдатиков, танков из пустых спичечных коробков и артиллерийских орудий, сложенных из обрезков сучков подобия городошной фигуры «пушка». Снарядами служили прошлогодние жёлуди. Зная манеры внука, бабушка сурово предупредила, чтобы лопатой не задевал корни фруктовых деревьев.

Когда мальчишка заканчивал «противотанковый ров», лопата звякнула о что-то железное. На свет была извлечена ржавая коробка с полустертым изображением кокетливо улыбающейся девушки и надписями с «ятями». Женька уже раньше находил разные занятные вещи. В Жукове, на чердаке, под слоем сухих листьев и пыли, он как-то раз обнаружил трёхгранный штык, солдатскую артиллерийскую полусаблю и даже немецкий тесак со свастикой, который, видимо, с войны привёз дядя Володя. Тесак, как потом выяснилось, использовался раньше для забивания хряка, а потом за ненадобностью его забросили на чердак. Ещё раз там же он отыскал в закромах сундука великолепные красные футбольные бутсы и спартаковские гетры. На свет также была извлечена проеденная молью английская шинель оливкового цвета. Позднее были найдены артиллерийская буссоль (отец был капитаном-зенитчиком) и даже россыпь патронов для малокалиберной винтовки (опять же дело рук дяди Володи). У патронов выламывалась свинцовая пуля, а порох высыпался в скрученную из фольги ракету, которая затем поджигалась и направлялась на Луну. Жалко, что не хватало только Белки и Стрелки. С ужасом узнав в чем дело, мама остатки патронов выбросила к карасям в колхозный пруд.

Но сегодняшняя находка была необычной. В коробке оказались небольшой орден с красным крестом, Георгиевский крест, несколько старых медалей и серебряные монеты царской чеканки.

Коробку Женька отнёс домой и хотел припрятать, но был застукан дедом. Вместо нотации дед, рассмотрев коробку и её содержимое, вдруг невероятно возбудился, радостно тряханул Женьку за плечи, назвал молодцом и, воскликнув:" Нашлись, все-таки!», позвал бабушку. Увидев знакомые орден, крест и медали, она чуть не прослезилась.

В комнате собрались все домашние и за столом дед рассказал любопытную историю.

– От наших с бабушкой предков сохранилась только часть их военных наград. Остальные были утеряны или их прибрали к рукам, также как и отцовские разные драгоценные побрякушки, некоторые родственники…

При этих словах бабушка выразительно взглянула на оратора, мол, ротозей, ну, может быть, немного помягче. Была известна история, что в голодные времена Гражданской войны сестренка деда – тетя Шура или по-домашнему «Рыжая», прихватив эти самые побрякушки, рванула на сытый юг за продуктами, но за спекуляцию чуть не угодила в домзак. Когда вернулась, ни драгоценностей, ни продуктов при ней не оказалось. Вообщем, история темная.

– Так, вот, – продолжал дед, как бы не заметив взгляда жены, – две медали заслужил прапрапрадед бабушки по материнской линии – Андрей Степанович Данилов. Одну, серебряную, поручиком, когда ему было всего девятнадцать лет – за сражение с немцами, то есть, с пруссаками, при Кунерсдорфе, а, вот эту, золотую – уже майором, за победу над турками при реке Кагул. Этим орденом, анненским крестом под красной финифтью, за Итальянский поход в составе русской армии Суворова был награждён уже прапрадед бабушки – тогда подпоручик Александр Данилов. Было ему в это время всего семнадцать лет. Георгиевский крест и медаль с орлами уже по моей линии. Дядька моего прапрадеда – Василий, получил крест за геройство в войне с Наполеоном и назывался он тогда Знаком отличия военного ордена. Медаль «За взятие приступом Варшавы» с двумя орлами, большим двуглавым русским и на его груди еще одним маленьким, похожим на курицу, одноглавым польским. Прапрадеда моего, кстати, тоже Михаилом звали. Из простых солдат дослужился до прапорщика. Тоже воевал с Наполеоном и поляками. Имел кресты, но они пропали. Удивительно, что он тоже жуковский, из нашей же деревни. Вот, судьба! Да… О наградах Даниловых рассказывал отец бабушки, а о своих предках Казанцевых я узнал от своей матери. У неё под иконами эта самая коробка лежала и старый молитвенник. В нём какие-то листки с записями были. Куда он потом делся – не знаю. Но рассказ матери я запомнил точно. Так ли все было как рассказывали, я не проверял. Но что-то придумывать родне резона не было.