Николай Наумов - Вера, Надежда, Любовь, или Московская фантасмагория

Поезд отправлялся в одиннадцать вечера. В вагоне, забитом до предела стояла не вообразимая духота. Евгений Максимович задыхался, Вера с трудом упросила освободить ему нижнюю полку, чтобы он мог прилечь. Николке пришлось ехать в другом вагоне. Дома Евгению Августовичу стало совсем плохо. Вера сразу же вызвала неотложку. Он постоянно стонал и кричал от болей в сердце. Врач, послушав его, сказал, что необходима немедленная госпитализация. «Доктор, я поеду с ним», вся в слезах сказала Вера. «Нет – нет, это ни к чему, приготовьте лучше туда халат, тапочки, остальное потом подвезете» – «Доктор, а куда? В какую больницу?» – «В шестидесятую, тут не далеко».

Утром следующего дня в больнице Вере сказали, что больной находится в реанимации и увидеть его пока нельзя. На вопрос, как он себя чувствует, ей ответили, что поставлен диагноз инфаркт и необходима срочная операция. Совершенно убитая горем, Вера просидела в больнице до вечера, справляясь каждый час о состоянии мужа. «Стабильно тяжелое, – говорили ей, – не ждите и езжайте домой. Звоните по этому телефону». Операция была назначена на четверг на два часа дня. Вера была в больнице с восьми утра в надежде, что ее пустят к мужу. «А вы подойдите к доктору Селиванову, он будет оперировать, может он разрешит вам, он сейчас у заведующей отделением там, в конце коридора» – сказала ей дежурная сестра. Вера подошла к кабинету и в нерешительности остановилась возле двери с табличкой «Зав. отделением Лифшиц К. М.» Дверь была слега приоткрыта и Вера услышала: «А я вам, Кира Михайловна, говорю, что шансов ноль, уж поверьте моему опыту. Рискнуть? Рискнуть можно, когда пятьдесят на пятьдесят, а тут… минуту». Послышались шаги и дверь неожиданно захлопнулась. Вера была в ужасе от этих слов. Она поняла, что речь идет о ее муже. Она прислонилась спиной к стене, чувствуя, что ноги не держат ее. Так он простояла минуты две, потом, стараясь справиться со страшной слабостью, охватившей ее, она постучала в дверь. Ей не ответили. Она слышала, что там продолжается разговор. Она постучала еще раз у же громче и настойчивей. «Да, войдите» – ответил женский голос. Лифшиц – дама средних лет в золотых очках сидела за столом, доктор Селиванов высокого роста, плотный, стриженный «ежиком», стоял перед ней, перелистывая папку, видимо, с историей болезни.

– Вы что хотели, женщина, – спросила Лившиц.

– Извините, здравствуйте, я жена Наумова…

– А, весьма кстати, – сказал Селиванов, взяв ее под руку,

– Мы как раз говорили о вашем муже, проходите, садитесь… Как вас величать?

– Вера… Вера Александровна.

– Послушайте, Вера Александровна, скажу вам откровенно, случай тяжелый. Почему раньше не обратились ко врачу? Это преступная халатность. Вам надо было показаться еще как минимум год назад. Вы же интеллигентная женщина и муж ваш… Вы же не из глухой деревни, как можно было все так запустить? Скажу сразу: шансов мало, очень мало. Вам необходимо подписать согласие на операцию. Ваш муж дал свое согласие, но нам необходимо и ваше. Операция в два часа, так что подумайте, время еще есть. Хотя что тут думать… как говорится, без вариантов.

– Доктор, я согласна.

– Ну что ж, тогда присаживайтесь тут вот за стол, Кира Михайловна…

Лифшиц протянула ей бланк.

– Укажите ФИО, паспорт у вас с собой? Укажите свои паспортные данные, степень родства, внизу бланка ставьте дату и подпись. Не торопитесь, прочтите внимательно, если что-то не понятно, спрашивайте.

– Ну все, Кира Михайловна, если что, я у себя.

Слезы застилали Вере глаза, две – три капли упали на бланк.

– А скажите, доктор, можно мне к мужу, хоть не надолго, я же не могу так вот…

– Хорошо, но 10 -15 минут, не больше. Подойдите к дежурной сестре, она вам халат выдаст и отведет вас. А это (она показала на пакет с апельсинами) ни к чему.

Первое мгновение Вера не узнала мужа. Лицо у него было мертвенно – бледное, под глазами черные круги.

– Здравствуй, Женечка, как же так, разболелся ты у нас…

Он сделал попытку приподняться, но без сил опустился на подушку. Вся в слезах она нагнулась и поцеловала его в ледяную щеку.

– Да вот, Верочка родная, не повезло, но ничего, я еще выберусь, операция сегодня… как ты сама – то, про Валеру есть что – нибудь?

– Все по старому, Жень, С работы твоей приезжали… Худяков и Кардаш. От нас они к тебе поехали, да, видно, не пустили их.

– Да нет, они были где- то час назад. А как Николка, что ж ты без него…

– Так он же в школе, Женечка.

– Жаль, так хотелось увидеть его. Ты держись Верочка, похудела, осунулась, не терзай себя, не рви сердце, дай Бог, обойдется все. Доктор говорит надежды на благоприятный исод мало, но главное, не раскисать. Ты знаешь, как ни странно, я смерти не боюсь. Ни сколько. Помню, в детстве, лет пять мне было, в Подольске мы жили… помню дорогу во ржи и я стою там, смотрю на облака, на небо, а там жаворонки заливаются, и меня тянет туда, к облакам, просто взлететь хочется и я в таком восторге, и чувствую, просто знаю, что жизнь бесконечна и я никогда не умру, ни я ни папа с мамой… так что не убивайся, Верочка милая моя… все пройдет, и ты прости меня, прости, родная, а тебе еще ведь Николку надо будет на ноги поставить, он что – то разболтался последнее время. И еще. Попробуй позвонить моим старикам в Мюнхен. Телефон у меня в моей записной книжке. Она в левом кармане пиджака, ну того, серого в полоску. Приехать они, конечно, не смогут, но хоть будут знать, хорошо? А ты береги себя, не терзайся, сама видишь, не жилец я. На операцию подписался, хотя шансов ни каких – доктор сам мне сказал, да я и сам чувствую, что дело швах. Все, Верочка, жаль, конечно, столько еще хотелось сделать, я ведь еще молодой мужик – то, и на вот тебе.

Он без сил откинулся на подушку.

– Женечка, я хочу тебе сказать… – с трудом сказала Вера сквозь слезы, – ты меня прости, может я ерунду говорю, но если это случится… мама ведь сказала, что родственники там встречаются и если, ну если ты Валерика там не увидишь, это будет значить, что его там нет, что он жив… Женечка, милый, я каждый день буду ждать тебя и каждый вечер буду зажигать свечу. Если не найдешь там Валеру, если он жив, погаси, задуй свечу и я буду знать, что ты рядом и что Валерик…

Он приложил ледяную ладонь к ее щеке.

– Верунь, ну что ты придумала, ты уж совсем того…

– Нет – нет, милый мой, родной обещай мне.

– Ну ладно, Верунь, я постараюсь. Хотя может и выкарабкаюсь еще. Да, вот еще что. Помнишь, на терраске в шкафу был футляр с чертежами, из Германии я привез, так вот, все дело в нем, его надо вернуть, иначе они не отстанут… я с дуру, не знаю зачем, закопал его… ох, сердце, сердце, Верочка, сердце больно, ох, как больно, больно…