Николай Наумов - Вера, Надежда, Любовь, или Московская фантасмагория

В ужасе она выскочила в коридор.

– Доктор! Ему плохо… доктор!

Евгений Августович умер через час на руках у жены. Похоронили его в Кузьминках. Софья Платоновна настаивала на том, что бы отпели его в храме, как положено, ведь он крещеный был, но сослуживцы так быстро все организовали, что на третий день уже все было закончено. На могиле поставили крашеную железную табличку и положили венок «От благодарных сослуживцев». Кардаш предложил Вере помощь в устройстве ее на работу в НИИ, но она была в таком состоянии, что ничего не поняла и не запомнила из его слов. Он передал ей три тысячи рублей. На поминках сидели молча, только Софья Платоновна сказала: «Царствие небесное и вечный покой рабу божьему Евгению». Выпили по рюмке водки за упокой, к еде почти ни кто не притронулся. «Уеду я, к своим поеду в Мюнхен, – сказала уходя Таисия, – Женька был одна моя отрада. Здесь у меня, кроме тебя, никого не осталось». Уже после поминок, когда убрали со стола, неожиданно приехали Макс Гринько с женой Лилей. Макс – невысокого роста худощавый брюнет лет пятидесяти был в шикарном черном костюме, Лиля холеная блондинка на вид на много моложе мужа в перстнях, кольцах и бриллиантовых сережках. В убогой Вериной комнате они смотрелись несколько странно.

– Здравствуй, Верочка, – снимая шляпу и целуясь с Верой, сказал Макс, – прости ради Бога, мы опоздали… на кладбище, к сожалению, не смогли поехать, дела все, но ничего… прими, Верочка, наши соболезнования. Это был просто удар для нас. Женя для нас всегда был примером жизнелюбия и стойкости в этой жизни не простой. Да что говорить, великий был человек. Когда ты позвонила, я ушам своим не поверил – как гром среди ясного неба. Как же так?..

– Спасибо, Макс, вы проходите, присаживайтесь – сказала смущенная Вера, усаживая их на диван.

– Да мы, Верочка, не надолго, буквально на пол часа, я ведь с работы сбежал, – так как же, Верочка, что случилось?

– Сердце, инфаркт… надо было давно уж врачу показаться, я сама виновата, надо было настоять, конечно, да все как то… Люба, Надя, давайте помянем Женю. Макс, Лиля, вам водки или вина?

– Мне водки, а Максу не надо, он за рулем.

– Лиля, но рюмку – то я за Женю выпью.

– Нет, Макс, я сказала нет.

– Ну, как скажешь… Верочка, – сказал он, взяв Ольгу за руку, – еще раз прими наши соболезнования, мы всей душой с тобой. Жени здесь с нами нет, но он всегда будет с нами в наших мыслях, в нашей жизни… и прости, может я не к месту, но уже точно можно сказать, вопрос с вашим жильем там (он показал пальцем на верх), учитывая заслуги Жени, удалось решить. Вы идете, как вне очередники. Где – то в октябре вы должны получить как минимум, двухкомнатную квартиру. Так что можете потихоньку готовиться к переезду.

Рюмка в руке Веры дрогнула и несколько капель упало ей на платье.

– Спасибо, Макс… даже как-то неудобно, но от всей души спасибо… Лиля, вы закусывайте, сырком вот, салатик.

На сороковой день Вера с матерью были в храме. Они заказали панихиду о новопреставленном р. б. Евгении, а Софья Платоновна договорилась с батюшкой отслужить литию на могиле. В храме Вера купила бронзовый подсвечник с ангелочком и запаслась восковыми свечами.

Подошло первое сентября 1959 года и Коля пошел в седьмой класс.

X

Прошел год и вот они, шестидесятые.

Ах, незабвенные шестидесятые, «как молоды мы были, как искренне любили…», Евтушенко, Рождественский, Вознесенский Ахмадуллина собирали стадионы, они давали нам надежду и мы жили этой надеждой, не призрачной, как коммунизм, в котором мы должны были очутиться в 80-м году, и по ходу лопнувший, как мыльный пузырь, а реальной, полной бытия надеждой обычного работяги за станком или за кульманом. Где то там, в Кремле сидели наши горе – правители и занимались черте чем, только не устройством нормальной жизни в стране, но что поделаешь, не везло нам, россиянам на правителей ни до того, ни после, да и теперь, судя по всему, не везет. Жили выживали, как могли, попивали водочку и хулили на все корки родную советскую власть. Хотя ведь о завтрашнем дне мало, кто задумывался, потому что десятилетку заканчивали все, в институты – университеты поступали запросто и забесплатно, была бы голова на плечах, с работы уволить могли только если уж совсем спился, с круга сбился, да и то суд мог восстановить, да еще с оплатой прогулянных дней – стало быть профсоюз не провел работу по воспитанию социалистического сознания трудящегося. Теперь только понимаешь, что по сравнению с нынешними – то временами тогда просто лафа была, а не жизнь. Хочешь оттянуться на Черноморском побережье – пожалуйста, на Камчатке – без проблем и все за копейки. Едешь в метро – читают все. Книжки – копеечные, хотя купить собрание Толстого или Гоголя, да и любых классиков – черта с два, это надо было доставать. Но за то сколько неподдельной радости было, когда на твою полку попадал весь Пушкин или Лермонтов, причем в отличном издании. Сейчас свободно можно купить все это, но хорошо, если один из сотни знает, где стоит памятник Пушкину или может прочитать по памяти хоть одну строфу из Евгения Онегина. Да и на хрена оно теперь? Бабла можно срубить и без Достоевского с Гончаровым – чтобы прочесть все, что они понаписали, нужна уйма времени, а время – деньги, а жизнь такая короткая. Нет, из принципа можно, конечно, засесть за классиков, но тогда точно будешь лапу сосать. А в те благословенные времена всего Пушкина можно было прочесть в метро, а Лермонтова с Гоголем – лежа на диване после работы. Потому что точно знали, завтра пойдешь на работу, получишь свои двести рваных – и гуляй, рванина: хочешь – в музей, хочешь – в пивную… ты свободный человек! Охота, конечно, пока молодые, в Париж смотаться, или там в Лондон, Нью Йорк, но только на недельку – другую, не больше, а на совсем туда – нет уж, у них там проблем выше крыши – за все плати, налоги, кредиты, с работы турнут – пиши пропало, оно нам надо было?

Мало по малу Вера приходила в себя. Люба приходила с работы поздно и на Вере лежала вся домашняя работа. В первых числах октября, даже не надеясь ни на что она пошла в исполком и получила ордер. «Где вы гуляете, ваш ордер уже вторую неделю лежит, – с укором сказала ей секретарша, – давайте ваш паспорт и расписывайтесь в получении». Домой она летела, как на крыльях. «Мам, мы ордер получили! Отдельная квартира в Измайлово! Собирайся, смотреть поедем».

Они получили маленькую двушку на втором этаже кирпичной пятиэтажки на углу 7-й Парковой и Сиреневого бульвара и Вере она показалась роскошной, к тому же – она глазам своим не поверила – там была телефонная розетка. Вера набрала в магазине коробок и они принялись укладывать белье, постели, книги и кухонную утварь. За день все шкафы и полки опустели. Перед отъездом она подошла к тополю, который посадил Евгений Августович в день рождения Коли. За пятнадцать лет он здорово вырос и был уже в двое выше ее ростом. Она нежно обняла его и поцеловала. «Прощай, тополек, не болей, расти вместе с Николкой большой и сильный».