Людмила Дегтярь - Грозный – Василий Блаженный. Истина-весть

Василий резко громыхнул кулаком по столу, раскидав стрелы. Неожиданный грохот испугал кота. Рыжий, смешно выгнув спину, дико подскочил и умчался в другую светелку.

– Молчи!! – возопил Шуйский. – Сказал, Дарья, не лезь!! Ишь, какой верх взяла! Наседает да наседает!! Гуторю, не твое бабье дело! Не суйся! – строго прикрикнул Василий на супругу.

Не ожидая грубого отпора мужа, Дарья Алексеевна растерялась. Осев на лавку, захлебнулась от слез. Торопливо выхватив из рукава расшитый платок, принялась вытирать слезы, брызнувшие из глаз.

Василий Шуйский, взглянув на жену, присмирел. Помолчал. Смутившись, поднялся, подошел, потоптался подле Дарьи, неловко коснулся ее головы, сконфуженно проронил:

– Даша… Ты ето… перестань, – он неловко заморгал глазами. – Не знаю, как… сорвался. Тако ты сама начала: где да где!?

– Са… ма… – умывалась Дарья слезами. – И почему я не должна сего знать? – все еще плача, причитала она. – Ведь голехонькие сидим! Стыдно кому сознаться! Разве я не права? Только и считается, что ханского рода, а сами чуть ли не с протянутой рукой готовы побираться по миру!

– Права, – тяжело вздохнул Василий Васильевич и отправился на место.

– Сказывай, Вася! Куда подевались земли ханов Шуйских? – вновь привязалась она к мужу. – Мы ужо, как старцы дошли до крайности!

Василий Шуйский сморщился и заерзался, словно его куснули за больную мозоль. Ему не хотелось выставлять себя перед женой обделенным дедом и обезземеленным. Однако мельком взглянув на настропаленную Дарью, понял: от ответа не уйти и вяло промямлил:

– Како сказывать? Уж тако вышло… – нехотя обронил он.

– Не молчи! – с надрывом вырвалось у Дарьи. – Что случилось?! Гуторь! Или тебя за язык нужно тянуть?!

– То и случилось! – словно вскрывая наболевший нарыв, вдруг выплеснул он, не сдержавшись. – Все дедовы земли у тетушки Лукерьи!

Дарья Алексеевна, вытерев глаза и нос, недоуменно взвизгнула:

– Хм! Чего ж вы племянники-недотепы попали впросак?!

– А то спрашивали нас! – на нерве рубанул он. – Все у тетки! Все добро у Лукерьи!

– Отчего это, Васенька?

Шуйский неохотно махнул рукой.

– Сами не ведаем. Как в насмешку, – морщась, огорченно бросил он. – Дед прежде всякораз толковал, что поделит земли поровну меж моим батюшкой Василием и тетушкой Лукерьей. Вотчина у него была весьма крепка и обширна, – разоткровенничался Василий, – да возник какой-то нечаянный раздор между теткой и моим родителем. Как тама было на самом деле, мне не ведомо! Токмо неожиданно дед взял сторону дочери и выгнал моего батюшку, запретив домочадцам пускать его на порог. И тут же, сгоряча, отписал тетушке Лукерье все земли и все состояние, – с обидой выплеснул Шуйский. – Вскоре деда не стало.

Дарья Алексеевна, перестав плакать, внимательно вслушивалась в рассказ.

– Ах, вот оно что… – поразившись, Даша выпучила глаза. – А мой батюшка, понадеявшись на… Тако дело сладилось бы иначе!

– Понятно! Твой батюшка не отдал бы тебя за… голодранца, – горестно усмехнулся Шуйский.

– Ко мне наведывались свашки от состоятельных бояр. Да батюшка соблазнился…

– Выходе, просчитался твой батюшка! – жестко выпалил Василий. Помолчав, посетовал. – После ухода деда в нашем доме уже ничего не ладилось.

– Гляди, как повернулось, – прошептала Даша. – А что за раздор там приключился?

– Не ведомо мне. Токмо мой батюшка, а после него и мы с братом остались с вшивым кошелем, – впервые сознался Шуйский, оголив душу перед женой.

– Васюшка, а по тебе не сказать!

– Э-эх! Се в крови: форс держать! А на деле пришлось семье обходиться крохотным поместьем из нескольких деревушек, что тятька получил от Великого хана, да родительским теремом. Вот и все богатство. Ох, тяжко было… Последние годы кое-как сводили концы с концами, – изливал Василий Шуйский давнюю боль, словно двигал заржавевшие колеса. – Вскоре батюшка захворал и… остались с братом сиротами. Так и мыкаемся теперь с Иваном… бок о бок.

– Вот досада, – огорченно пролепетала Даша. Но ее вдруг осенило: – Погоди тужить! Вася, у тетки есть дети?

– Дочь. Токмо она в монастыре.

– Так се нам на руку! – засияв, воскликнула Даша.

– Такое скажешь…

– Васенька, коль у Лукерьи нет больше родни, вы с братом Иваном остаетесь наследниками! – обретя надежду, поспешно выпалила Дарья Алексеевна.

– Похоже, тако, – неопределенно хмыкнул Василий Васильевич.

Дарья Алексеевна, ласково улыбнувшись мужу, живо поднялась. И окинув взглядом разбросанные по горнице наряды, почти пропела:

– Ой, Васенька, что се нашло на меня, сама не ведаю! – непринужденно всплеснула Даша руками. – И чего ето я разбушевалась?! Можно подумать, не в чем стать перед мужем! Тута хватит нарядов и для дочек, и для внучек! – радостно сообщила она, метнувшись к тряпкам. Однако приостановилась.

– Вася, судачат: бабий ум короткий! Однако выслушай, худого не посоветую, – молодица скорым шагом подошла, присела на лавку, да сама стала, лаская, поглаживать муженька по плечу. – Васенька, голубчик, коль тетушка живет одна, поди, ей скучно. – ласково защебетала Даша. – Кто утешит, кто скрасит старость? Пожилому человеку дорого внимание и забота!

– Нашла о чем баять! – отпрянул Василий. – Как подойду? С каким лицом покажусь? Батюшка гуторил: Лукерья наказывала не пущать нас на порог и дорогу заказала Шуйским наведываться до нее!

– О-о-о-х! Страсти какие! Забудь, Васенька! Ты-то не обижал тетушку! Какой с тебя спрос? Стань лисичкой, подлащись до Лукерьи, задобри ее. Авось и забудет старые обиды! Чует мое сердце, у тебя все сладится!

Василий Шуйский с удивлением взглянул на Дарью Алексеевну, словно увидел ее впервые.

– Эко, завела… – проронил он неуверенно.

– Любое сердце отходчиво на добро, – увещала Дарья. – Уж, кому-кому, а мне ведомо: ты горазд молвить теплое словцо!

– Дарья, нашла с чем сравнить! С бабами ладить – простецкое дело! А растопить тетушкину ледяную глыбу – се мне не по плечу!

– По плечу! По плечу! – пустилась молодица в уговоры. Видя неуверенность мужа, распалилась сама: – Вася, коль надо, я поеду с тобой. В ножки кинусь! Поди, спина не переломится!

Василий тяжело выдохнул скопившуюся в груди тяжесть, пытаясь нащупать в своей душе зацепку на примирение с тетушкой, однако одернул прыть жены:

– Погоди, Дарья, не суетись…

– Ну-те, увалень! Васенька, не медли! – ласково щебетала Даша, нетерпеливо теребя рукав мужа.

– Хм… Раскинуть нужно мозгами, – неуверенно протянул он, вдруг принявшись отстукивать какой-то марш по столу.

– Ах, ты! Как же неповоротлив! Помолись у иконки да сразу и езжай! – прилипла Даша к нему, как банный лист. – Вот и все «раздумье»! Бог управит!