Марат Байпаков - Эрис. Пролог

Старик встал на внушительных размеров плоский подорожный камень. Встав на серого сторожа дороги, он стал на три головы выше толпы. Оглядел старик хмурых мужчин. Вознёс обе руки к небу. В небо и заговорил. Его голос суров.

– На улицах и в домах лежат трупы родных нам людей. Женщины, дети, молодёжь – все там. Наш любимый город залит кровью. Ночью зажжём погребальные костры. Упокоим родных достойно.

Но там же валяется и гнусное отродье. Их останки тоже надо убрать до рассвета…

Толпа молча выслушивала не то приказание, не то громкие мысли вслух. Старик продолжил:

– Что будем делать с отродьем? Отдадим псам на прокорм? Или порубим в куски и развесим в священной дубовой роще?

Молчание в ответ. Головы мужчин склонились к земле. Теперь на старика смотрят затылки – кучерявые, прямым волосом, лысые, чёрные, седые, каштаном. Частые вздохи сопровождают раздумья.

– Собак не будем приучать к человечине! Развесим поганцев на дубах! – откуда-то из середины прокричал твёрдый бас. Руки поднимаются к небу. Толпа единодушна. С тысячу проголосовало.

Старик продолжил верховодить:

– Боги помогли нам одолеть нечестивцев! И перед скорбными делами нам надо возблагодарить богов за свершённую месть! Воспоём песни в театре? Есть силы у вас на поминальные песни?

Новое предложение не вызвало раздумий – тысяча рук поднялась к багрово-красным вечерним облакам. Старик покинул камень, твёрдо зашагал к полукругу театра. За ним солдаты-гоплиты, толпа. Путь недолгий – вот и театр. У священного источника шествие останавливается. Каждый из горючих считает долгом зачерпнуть прозрачной воды. Кто-то омывает лицо от грязи и крови в стороне, кто-то жадно пьёт воду, но иные поливают из ладоней темя сотоварищей по несчастью.

Победители бунта занимают подписанные места. Одиннадцать секторов мест у театра, вырубленного в скале. Театр ещё не до конца достроен, по мере роста полиса добавятся места – разметки-канавки продолжаются вверх к самому священному источнику. Не случайно первые ряды и центр театра заняты. Среди зрителей прорехи. С десяток мест с именами непришедших владельцев пустует. Мужчины в грязных, рваных, окровавленных одеждах, при оружии восседают на местах знати города. Камни театра после долгого дня приятно теплы. Суровые лица граждан смотрят в прекрасный закат. Перед сидящими на каменных рядах открывается восхитительный вид на тихое, спокойное тёмно-синее море. Куда же запропастился ласковый ветер? Рваные облака в оттенках красного застыли в ожидании обещанных песен. Крыши домов обрамляют нижнюю кромку величественной картины прощания солнца с городом.

Из недр складов театра пятнадцать помощников старика выносят реквизит – огромные кожаные маски актёров. Они же первыми и образуют хор. Без всякого вступления открывается благодарственное выступление актёров. Старик без уговора поёт, а хор громко подхватывает известную песню мести из популярной трагедии:

…О вы, убийцы и предатели, о звери кровожадные из тьмы!

Явились подло вы без объявления войны,

Нарушив чести гласный уговор – напали вы на спящих,

О, вашей гнусности предела нет!

Душили, насиловали, терзали плоть несчастных жертв!

Не так ужасна смерть скорая, как пытки…

О, как же страшен невинных жертв удел!

О звери кровожадные, вы жили вместе с нами.

Вы улыбались нам! Вы в верности, в глаза смотря, клялись!

Лишь для того, чтобы однажды во тьме явить нам

Бездну горя…

Хористы запинаются. Песня прерывается. Мужчины садятся на камень, обхватывают понурые головы и громко рыдают. Маски скрывают горе и слёзы. Но маскам, увы, не под силу заглушить рёв скорбных голосов. Следующие пятнадцать певцов покидают места. Маски находят новых хозяев. Старик оглядывает прибывших, подходит к каждому, прикладывает руку к груди в приветствии. И представление возобновляется.

…И раны можно залечить, и одноногий захромает,

Снадобья верные с заклятьями отыщутся у лекарей.

Но тот, кто пал, лишившись головы,

Но тот, кто умер в муках пыток, уже не встанет, нет.

Им не помогут наши слёзы!

Лишь дым от жертв – лекарство, подходящее для них!

Тела растерзанные холодны, глаза открытые не видят нас,

Погибшие ушли. Их путь далёк, в Аид ведут те тропы…

Вот новая десятка сгорбившихся под горем добровольцев спешит на смену оглушительно рыдающим певцам. Рыдания певцов накрыли незримым покрывалом слушателей в театре. Солдаты-гоплиты, сняв шлемы, закрыли ладонями лица. Их бронзовые кирасы золотом отражают кровавый закат. Скорбь обретает характер дружбы, всяк из сидящих обнимает за плечо соседа. Зрители раскачиваются на местах.

…О, что же нам осталось делать? Всем тем, кто тут стенает в горе?

Скорбеть о павших? Вспоминать их лица, их голоса?

Их смех разбудит нас средь ночи, их запахи лишат нас сна!

Как нам, живым, снести печальные утраты?

О боги всемогущие, над нами сжальтесь – утихомирьте горе!

О боги милосердные, явите милость – даёте сил нам дальше жить!

Старик среди гама плача прекращает песнопения, шумно сбросив на камни счастливую маску и высоко воздев к небу руки. Тёмная из кожи маска тенью падает на камни, подскакивает, ударяется ребром и падает изнанкой к небу. Завершающая десятка певцов, встав тесным кругом, обнимает друг друга. Седой распорядитель песнопений оказывается в самом центре. Теперь вместо хоровой песни раздаются громоподобный рёв разрозненных мужских голосов, частые всхлипывания с перечнем имён, злобные проклятья сквозь зубы да видится танец сидящих зрителей, раскачивающийся морской волной среди ночного театра.

Сицилия. Сиракузы. 435 г. до н. э. Месяц Поетропий

по Дельфийскому календарю. Агора Ахрадины

До рассвета ещё не близко. Предутренние звезды отчётливо видны в холодных сумраках медленно отступающей в спокойное море зимней ночи. Полис Сиракузы ещё спит. Издалека видны затухающие сторожевые костры на башнях города. Спящий город с высоты негостеприимных скал каменоломен похож на роскошное золотое зеркало. Та часть города Сиракуз, что вдаётся далеко в море вытянутой ручкой зеркала – островом Ортигия, – Старый город, начало начал Сиракуз, в нём лабиринт узких улиц, то прямых, то извилистых, огибающих неправильные, разновеликие квадраты каменных домов аристократов-гаморов 3 3 Гаморы – аристократы-землевладельцы. , потомков первых колонистов-переселенцев из дорического Коринфа. В укреплённом острове-крепости Ортигия, кичащемся гордыней древних родов предков, две легендарные агоры 4 4 Агора – городская площадь. .