Сергей Степанов-Прошельцев - Волжане. Люди Нижегородского края

Но это было до того, как Никольский включил в труппу Любовь Косицкую. При предыдущем владельце театра Василии Игнатьевиче Живокини появилось немало проблем. Василий Иванович был актёром московского театра, нередко выходил на сцену и в Нижнем Новгороде. Театром управлял его брат Михаил, художник-декоратор. Но при нём актеры стали покидать Нижний Новгород. В газете «Нижегородские губернские ведомости» даже была опубликована статья под названием «О нижегородском театре и об охлаждении к нему публики».

Это охлаждение для Живокини было непонятно. В труппе оставались такие профессионалы, как Минай Поляков, Анна Вышеславцева, её сестра Елена, выступавшая под псевдонимом Трусова, и Ханея (Александра) Стрелкова, один выход которых на сцену приводил публику в восторг, и одновременно – полупустой зал. Преемникам Живокини нужно было что-то что-то кардинально менять, чтобы привлечь зрителей. И Никольский придумал «вольные маскарады», которые начинались после спектакля и сопровождались танцами, когда можно было напрямую пообщаться с актерами в непринужденной обстановке. Но главное, что замыслил Никольский, – это омоложение труппы. И начал он с юной Любы Косицкой.

Первые роли

Никольский доверил ей сразу две эпизодические роли – крестьянки в спектакле «Женевская сирота» и горничной в «Комедии с дядюшкой». Это были пьесы довольно примитивные по содержанию, и сегодня их авторов уже не установить. Тем не менее, они были достаточно популярны, и волнение дебютантки трудно передать. Люба даже обратилась к Ханее Ивановне Стрелковой с просьбой оценить, как она озвучивает одну из этих ролей. Та благосклонно выслушала и дала несколько советов. Но когда должен был состояться её выход на сцену, как потом признавалась Любовь Павловна, «ноги словно приросли к полу».

Кто-то вытолкнул её из-за кулис, и, выбежав к зрителям, она проговорила свою роль, а под конец расплакалась и убежала. Сценарием это не предусматривалось, но это было так естественно, что зал взорвался аплодисментами. Косицкая, ещё не отдавая себе отчёт, интуитивно почувствовала, что актерская игра и собственные эмоции сливаются в одно неразрывное целое, что игра на сцене – это сама жизнь.

«Как я была довольна, как я молилась в тот вечер! – писала она в своей автобиографии. – Воротясь домой, поужинала и села к окну глядеть на луну и Волгу. Как мне было хорошо в тот вечер… Не было человека счастливее меня в целом мире».

Успех окрылил. В опере Вольфганга Амадея Моцарта «Волшебная флейта», которая включала в себя элементы балета, Любовь Павловна исполняла танец с помелом. И зрители не отпускали её со сцены, этот танец ей пришлось исполнить трижды. В опере Джакомо Мейербера «Роберт-дьявол» Косицкая должна была петь в хоре, но голос её так понравился Никольскому, что он доверил ей исполнение партий Агаты в опере Карла Вебера «Волшебный стрелок» и Надежды в опере Алексея Верстовского «Аскольдова могила».

Взлёт

А затем наступило время, когда талант молодой актрисы раскрылся во всей своей полноте. Её заметили, её полюбили, ей стали завидовать, её наперебой приглашали в другие театры. Многое дало общение со столичными гастролёрами, приезжавшими на ярмарку. Её партнером стал известный оперный певец Александр Бантышев. Он был первым исполнителем гимна «Боже, царя храни!» и партии Торопки в «Аскольдовой могиле». Эту партию Бантышев исполнял и на Нижегородской ярмарке, но Любу Косицкую публика принимала с таким же восторгом, как и этого тенора.

На ярмарке Косицкая близко познакомилась и с Юлией Линской, прославившей себя потом ролью Кабанихи в «Грозе» Александра Островского. Но в жизни она не была, как её героиня, грубой, властной и невежественной. Наоборот, очень милой и обаятельной. Актерский стаж её измерялся всего тремя годами. Актрисы подружились. Линская познакомила Косицкую с антрепренёром из Ярославля, который ангажировал Любовь Павловну в свой театр. Зарплата, которую он посулил, была в три с половиной раза больше жалования, положенного Никольским. Но это было не главное. В Ярославле актрисе поручались не второстепенные, а главные роли.

«Ярославль мне очень понравился . – вспоминала Любовь Косицкая, – город чистенький, театр каменный, прекрасный, и Волга, моя задушевная Волга. Я скоро привыкла к моему новому жилищу. Квартира опрятная, хорошенькая; одна комната большая, потом маленькая, без окна, и кухня». Замечу: Любе шёл тогда пятнадцатый год!

Она стала любимицей публики с первого же своего выступления не где-нибудь, а на родине первого в России театра. Один из купцов, зная, что Люба обожает сладкое, прислал ей целый пуд дорогих конфет. Она разделила их между всеми актрисами. Другой почитатель презентовал девушке заячий салоп с лисьей опушкой и белую шляпку. «Матушка не велела мне надевать их, – писала Косицкая, – и даже хотела отослать обратно, да не знала, кому и куда. Я, разумеется, не смела носить этих вещей, хотя мне и очень хотелось ».

Поклонников было много. Попадались и весьма агрессивные. Один из них ворвался к Любе, когда она спала.

– Хоть кричи, хоть не кричи, никто не услышит: весь дом пуст! – заявил он.

Намерения его были ясны, Люба приготовилась к самому худшему и уже думала запустить в незнакомца подсвечником, но тут послышались чьи-то шаги – это пришла мать Любы из церкви, и непрошенный гость ретировался.

Мать Косицкой пожаловалась не кому-нибудь, а самому губернатору Ираклию Абрамовичу Баратынскому. Тот принял меры. «Злодея моего, – вспоминала Любовь Павловна, – обязали подпискою не преследовать меня больше, но и тут я не ушла от него, видела каждый день! Опротивел он мне до безобразия».

Однажды этот человек, имя которого Косицкая не называла, снова напал на неё и похитил. Он привёз её на какую-то квартиру и долго держал взаперти, но когда Люба твердо и решительно отвергла все его притязания, смирился и, плача, отпустил её. В наше время таких неожиданно раскаявшихся похитителей уже, наверное, не встретить.

Замужество

Стресс, который пережила актриса, раскрыл ещё одну грань её таланта: она стала писать стихи. Я рискну процитировать только четыре строки, явно подражательные Михаилу Лермонтову:

Как всё вокруг меня живёт и веселится,

Лишь я чужда;

С тоской души моей здесь может лишь сравниться

Одна вражда.

Душа Любы томилась, но кандидатуры, достойной внимания, среди её воздыхателей не находилось. Пока не приехал из Москвы молодой актер Петр Степанович С-в. Мне так и не удалось определить, кто это был, так как Косицкая его тщательно зашифровала. И Петр стал официальным женихом Любаши с условием, что зарегистрирует с ней брак, когда ей исполнится 16 лет.