Аскольд Де Герсо - Графиня поневоле. История продолжается

– Что правда, то правда, госпожа Лизавета. Болота, реки тут чуть ли не на каждом шагу, только в морозную погоду и ездить или уж, когда земля подсохнет. Так то, долгая история, – согласился с доводами госпожи Ефремушка.

– Петрушу или кого предупреди, возницей ехать. Сам, поди, никогда вожжей в руках не держал? – подтрунила всё-таки Лизавета, не сдержавшись.

– Чего не держал, того не держал, попусту врать не стану, и после добавил: – я могу идти, госпожа?

– Разумеется, Ефремушка. Только не забудь предупредить возницу, – и сделав небольшую паузу, добавила: – иначе сам на козлах поедешь…

Входившая в эту минуту Варенька, при этих словах не смогла удержать невольно вырвавшийся смех. Да и виданое ли дело, чтобы Ефремушка собственной персоной на козлах сидел. Перестав смеяться, она тоже вставила от себя словцо: – Лошади не потянут, сам в оглобли впряжёшься…

Тут уже и Лизавета рассмеялась, до этого как-то сдерживавшая смех, готовый вырваться наружу. Где-нибудь в салоне это, может статься, и выглядело не совсем прилично, где господа и дамы с самым чопорным видом старались не выдавать своих эмоций, но у себя-то, в светелке Лизавета могла позволить себе быть естественной.

Незадолго до того, как закончить день, Лизавета затвердила Вареньке свои наставления по уходу за детьми, чтобы уроков не избегали без особой на то надобности, да и прислуга свои обязанности справляла должным образом. Варенька внимала каждому слову барыни, порою переспрашивала не до конца понятное и, лишь в конце она, словно не совсем уверенная, осмелилась задать свой вопрос:

– Госпожа Лизавета, а коли вздумают ослушаться?

– Так то, Варенька, не твоя забота. Пусть об этом их учителя позаботятся…

– Так я не про детишек, госпожа Лизавета, о прислуге я…

– О том я предупрежу всех, Варенька. Никто не посмеет ослушаться, – успокоила Вареньку Лизавета.

Отходя ко сну, Лизавета попросила Вареньку разбудить, как можно пораньше.

– Охотно, госпожа Лизавета, – ответила Варенька, задувая свечи на канделябрах. Комната погрузилась в непроглядную тьму, покуда глаза не привыкли различать отдельные предметы.

– Доброй ночи, госпожа, – открыв дверь, Варенька покинула опочивальню. Уже сквозь сон, Лизавета ответно пожелала доброй ночи Варе.

На восточной стороне небосвода ещё только заалела заря, предвещая ясную погоду, как Ефремушка уже подготавливал карету для дальней дороги. Дабы скорее управиться, ему помогала Меланья, подавая дорожные принадлежности. Зимняя поездка своего особого подхода требует, знай, летом – сел в карету, приказал кучеру и поехал. Зимой же надо и тёплые вещи, и съестные припасы, хотя и планировалось останавливаться на ночь в постоялых дворах.

После инцидента, произошедшего тем далёким зимним вечером в одном из постоялых дворов, Лизавета нисколько не опасалась лихих людей. С таким защитником, как Ефремушка никакие разбойные люди не страшны. Пусть они опасаются, оказаться на его пути и даже намёком задеть госпожу.

Лизавета, вырвавшаяся из объятий сна, сладко нежилась в постели, не желая покидать тёплую постель. И как-то спонтанно ей вспомнилось, как в детстве она боялась петухов и гусей. Петухи то ладно – поквохчут, потопчутся на месте, словно соизмеряя силы, а вот гуси, те ни на что не смотрят, шеи вытянут, крылья расправят и бегут с шипением, что змеи. Как-то маменька отправила её трёхлетнюю к соседям, а возможно, что сама отправилась, разве сейчас в подробностях вспомнишь.

А на улице к ней привязалась гусыня с гусятами. Лизавета и шла-то в отдалении, зная их повадки, но не тут-то было. Едва завидев Лизавету, гусыня, забыв о птенцах, громко гогоча направилась в её сторону. Откуда только силы нашлись убежать. Гусыня же, высоко задрав голову, важно вернулась к гусятам. После этой истории, Лизавета за версту обходила этих бестолковых птиц. Какая же она пугливая была в детстве, сейчас сама себе удивлялась.

Да и становясь старше, она боялась многих явлений, недоступных понимания нашим сознанием, но вот в тот вечер, страха отчего-то не было. Шок от неожиданности присутствовал, но не страх. И в эту минуту, когда Лизавета предавалась воспоминаниям о счастливых и не очень воспоминаниях детства, в комнату, предварительно постучавшись вошла Варенька. Вид бодрствующей Лизаветы не сказать, чтобы удивил её, но немного да расстроил. Она-то шла уверенная, что госпожа продолжает пребывать во сне. Тем не менее, увидев Лизавету, она поприветствовала:

– Доброе утро, госпожа Лизавета. Как вам спалось?

– Ой, Варенька, какой чудный сон снился, – подалась вперёд Лизавета, торопясь поделиться с девушкой, и начала раскрывать свой сон. Завершив рассказ свой, она не замедлила вставить: – и приснится же такое… – то ли удивляясь, то ли в растерянности.

– Так то, госпожа Лизавета всего лишь сон. Не берите в голову…

– Варенька, а как там Ефремушка? Уже готово всё к поездке?

– Ефремушка, почитай, с рассветом уже начал подготовку. А вот, готово ль иль нет, не ведаю. Про то спросить у него надобно, но я думаю, что готово. Неужто, за такое время не управиться? – успокоила госпожу Варенька. Лизавета тем временем покинула постель и предоставила себя умелым и спорым ручкам Вареньки. Заплести косы или расплести для неё сиюминутное занятие, с той же шнуровкой корсета справляется, глазом моргнуть не успеешь.

– Вы уж, госпожа Лизавета, не позволяйте Ефремушке подолгу вас держать в холоде. Пущай, почаще делает остановки, чай, не лето на дворе. Как я за вас переживаю, госпожа, – тяжело вздохнув, произнесла Варенька.

– Дни то, тёплые, солнышко, – в ответ произнесла Лизавета.

– Тёплые, оно, конечно, так, то обманчивое тепло. Оглянуться не успеешь, как прихватит, а хворать, сами знаете, хорошего мало, – всё же не согласилась с госпожой Варенька.

И пока Варенька занималась туалетом Лизаветы, в дверь постучали.

– Да, входите, – отозвалась Лизавета.

– Доброе утро. Госпожа Лизавета, карета подана, – произнёс Ефремушка, едва появившись в дверях.

– Ефремушка, вначале интересуются, как госпоже спалось. Всему то тебя учить надо, – поддела легонько Варенька в шутку. Ей непременно нужно было задеть его, дабы после наблюдать, как он станет выкручиваться. И ведь, никогда не растеряется и не обидится, всегда так или иначе отбреет пожелавшего подшутить над ним.

– Прошу прощения, госпожа Лизавета, – всерьёз воспринял её слова Ефремушка.

– Да полноте вам, – успокоила обоих Лизавета, и уже обращаясь к Ефремушке: – сейчас позавтракаем и выедем.

– Добро, госпожа Лизавета, – Ефремушка поклонился барышне и покинул комнату, прикрыв дверь, и, оставляя Лизавету с Варенькой.