Александр Идоленков - Подвиг бессмертия. Книга первая. Откровение

Событие переполошило весь дом. Нашли лекарства, но вытаскивать нож никто не решался. Тогда Степан попросил бутылку первача. Не раздумывая, он выпил половину содержимого, приказал:

– Как только вытащу нож, облейте рану спиртом и крепко перевяжите.

Так и сделали, но этого он уже не видел. То ли водка, то ли боль, а может, близость любимой, свалили его наповал.

Пришёл он в себя от тряски. Вёз его сам Матвей Иванович в районную больницу показать настоящему доктору. Трубчевск находится в двадцати пяти километрах от Сдесловки. Поспели вовремя, заражения не произошло, кости не задеты, лезвие ножа проникло параллельно мышцам, не причинив тяжких повреждений.

Лунькова арестовали и приговорили к перевоспитанию сроком на один год. Мать его, убитая горем, вскоре слегла и через две недели и четыре дня скончалась. Эту утрату жители деревни переживали каждый по-своему; но всё же присоединились к процессии проводов в последний путь и отдали дань уважения её пребывания среди них столь длительное время своей жизни. Все без исключения сожалели о её мучениях со своим непутёвым сыном, который своим поведением и вогнал её в могилу прежде времени.

Жил человек, что-то делал, обеспечивая себя минимумом необходимого, чтобы поддерживать нетленный дух в теле и не подохнуть с голоду, растил детей. Вроде как все остальные, разве только судьба была не склонна ей потворствовать, а уж по каким причинам всё так печально выпало, в этом нужно разбираться специально.

Каждый человек распоряжается своей жизнью сам, вот только тлеет он в ней или горит незатухающим пламенем, зависит от каждого из нас индивидуально. Всё зависит от поставленной цели и упорства в её достижении. Многие ждут, что им когда-то повезёт или какой-то дядя поможет или даст. Не ждите, надейтесь только на себя и опасайтесь этого дяди. Живите сообразно своим личным возможностям.

Что до сына её Василия, то в деревне он больше не показался. Луньков даже ни разу не навестил оставшуюся в отчем доме свою старшую сестру, которая была инвалидом детства. Наверно, всё-таки совесть у него была, кто его знает. Только никто не заикнулся о горькой его судьбинушке. Наверно, многие придерживались житейской мудрости, что горбатого могила исправит.

Степан возвратился домой спустя полторы недели. Рука его висела на перевязи. Он похудел, стал грубоват и задумчив, неразговорчив и рассудителен – будто его подменили, он – и не он. На жизнь он стал смотреть взрослыми глазами. Юность улетучилась, будто в больнице он провёл целую вечность, которая поработала над ним целенаправленно и вдумчиво. Только глаза его как-то плутовато прятались, с застенчивой виновностью, как у напроказившего пса.

Как ни горько и страшно спускаться с божественного олимпа юности на трудную мужицкую землю, но пришлось! Он встретил отца во дворе и, поговорив с ним о всяких мелочах, заявил без всяких обиняков, открыто, прямо глядя родителю в глаза:

– Я помню, ты хотел знать, есть ли у меня невеста?

– Да, было такое. И кто же она? Постой… угадаю! Не дочь ли моего друга – Катерина?

– Да, папаня, если она вам не подойдёт, то жениться я буду после армии.

– Вот она-то как раз и подходит, я тебе раньше хотел предложить её. К ней давно приглядываюсь. Семья работящая, ничем не опорочена, здоровая, а главное, её отец – мой кореш, вместе служили при монархе в лейб-гвардии. Вот после осенней уборочной соберёмся и засватаем. На неделе съездим с тобой к ним в смотрины. А пока, сынок, поправляйся окончательно, набирайся сил, чтобы был здоров, как прежде, и не хандрил. Сам видишь, какие из нас с матерью работники.

– Да уж, постараюсь…

Прошло три дня… После обеда Анисим с сыном резали под навесом дрова на чурбаки. Степану было трудно таскать пилу одной рукой, поэтому часто приходилось отдыхать.

– Ничего, сынок, Бог даст, поправишься, эти дрова никуда не денутся…

Не успели они договорить, как в калитку громко и настойчиво постучали. Отец глянул на сына, ища у него ответа, и, не получив его, громко крикнул:

– Открыто! Входи, – пригласил Анисим Миронович.

Калитка открылась нараспашку. Во двор вошёл разрумянившийся, видимо, от быстрой езды Семён Немков. Он небрежно снял с головы картуз, слегка поклонившись, сказал:

– Бог вам во здравие!

– И тебе того же – не хворать и быть здоровым как можно дольше, – по-доброму, с теплотой в голосе отозвался на приветствие хозяин дома. – Проходи, Сеня, гостем будешь.

– Благодарствую, Анисим Миронович, за приглашение, – улыбаясь, проговорил Семён, оценивая намётанным взглядом хозяйственную обстановку жилья будущих родственников.

Под большим добротным навесом на широкой новой лавке, ещё не загаженной куриным помётом, сидел Анисим Миронович, помахивая зелёной берёзовой веточкой перед лицом от назойливых мух, которые роились в огромных скоплениях, создавая гудение, словно пасека пчёл. Пищи для них было в изобилии – справа и слева виднелись загоны для скотины. Это нисколько не смутило гостя, ибо такая же картина наблюдалась и у них дома, а напротив – порадовала. Сестре не придётся жить впроголодь, как многим в округе.

Степан сидел на недопиленном бревне, лежащем на деревянном козле, изготовленном специально для распила дров, с воткнутой в распил пилой. Левая рука его висела на перевязи. Он немного похудел, даже возмужал или посуровел – не понял Семён. Но былая юношеская беспечность исчезла с его лица. Всё это он оценил одним цепким взглядом, а сам, продолжая наблюдать, сказал:

– Гостевать мне некогда, я к вам проездом по поручению своих родителей. Они приглашают вас, Анисим Миронович, вместе с Анисьей Акимовной и Стёпой пожаловать к нам на обед в ближайшее воскресенье. Они будут с нетерпением вас ждать, – сказав это, он замолчал, уставившись на собеседников в ожидании ответа.

Наступила неловкая пауза. Всё это было так неожиданно…

– Спасибо за приглашение, – Анисим Миронович, немного помешкав, продолжил: – Нужно спросить у Степана. Как у тебя со здоровьем будет… сынок? Осилишь?

Сынок заметно заёрзал на берёзовом бревне, не понимая, какой нужно дать ответ, потянул:

– Сегодня ещё вторник… К воскресенью, думаю я, буду чувствовать себя лучше.

– Слава Всевышнему, Господь наш милосерден, – Мирон набожно перекрестился. – Тогда с божией помощью, мы, пожалуй, посетим ваш благословенный дом. Так и передай родителям, что сами собирались на той неделе посетить вас.

С этим и расстались.

Немного погодя, после ухода Семёна, Анисим Миронович подвёл итог:

– Ну, что ж… судьба нас тянет за власы, сынок, ты только поспеши. Главное – в нужном направлении, только иди за ней и не споткнись, – развеселился старик.

– А мне этот зов почему-то ой как не нравится, – возразил Степан угрюмо, плутовато, глядя вбок мимо отца.