Виктор Рубцов - Утро любви

Глаза он приоткрыл после того, как скрипнула рама окна и одна из его половинок, закрашенных голубой и успевшей полопаться краской, неожиданно распахнулась. В проеме окна, не видя его, боком к нему, стояла обнаженная и обливающаяся искрившейся в солнечных лучах водой Лиза. Валерий Иванович от этой картины остолбенел. У него перехватило дыхание. Шумом его он боялся спугнуть и поставить в неловкое положение эту прекрасную и действовавшую на него уже, как дорогое, хмельное вино, девушку. Он прикрыл ладонью глаза на случай, если Лиза обнаружит его, раздвинул пальцы, и продолжал любоваться обнаженной красавицей. О Наташе он словно забыл в эти минуты. Да он ее, собственно, вот в таком виде, моющейся, никогда и не видел. Валерий Иванович, как ему казалось, вовсе и не смотрел на Лизу, а буквально пил из ее сосуда, выпивая всю ее несказанную красоту капельку за капелькой. Неожиданно в нем возникло непреодолимое желание сблизиться и слиться с этой девушкой, стать одним целым с ней. Но он, как в далеком уже детском сне, когда ему снилось что-то пугающее и страшное, не мог даже пошевелиться, и едва дышал.

Неожиданно, словно почувствовав взгляд посторонних глаз на своем обнаженном теле, Лиза резко повернула мокрую головку по направлению к глухой стене соседнего дома, под которой лежали бревна, и чуть не вскрикнула, заметив взобравшегося на них и разлегшегося Валерия Ивановича. Хотела прикрыть окно, но остановила руку, подумав, что тот заснул, разомлев на солнышке. А он, продолжая любоваться ею, боялся хоть чем-то выдать себя и разубедить ее в этом. Оставался в том же положении, с прикрытым ладонью лицом. Наконец, девушка все же засомневалась в том, что он спит, и торопливо просунув мокрую руку в окошко, закрыла приоткрытую створку. "Кино" закончилось. А по телу Валерия Ивановича продолжали ползать бесы.

С тех пор он ждал повторения подобного "сеанса" и буквально мучился оттого, что не мог видеть обнаженную Лизу снова и снова. В один из теплых майских вечеров он вошел к ней в комнату под предлогом того, что хотел бы взять у нее книгу Жоржи Амаду, стоявшую в этой комнате на полке, да так там и остался на всю ночь. Девушка сама давно ждала его.

Вначале они поговорили о том, о сем. Он полистал расхваленный Лизой роман, почувствовал искру от одной из любовных сцен, на которые наткнулся в книге буквально сразу. Прочитал вслух несколько строк, описывавших момент любви доны Флор и Гуляки – ее первого мужа. Словно наяву увидел ту картину, наполненную безумной страстью, и не смог удержаться, отложил книгу и обнял Лизу. Девушка чуть не вскрикнула от такого приятного объятия, и вся затрепетала, прильнув к нему и еще неумело, чуть стыдливо, уклоняясь от его жарких поцелуев, которыми он обсыпал ее с головы до ног. Потом раздел и продолжая целовать, шептать горячие слова, осторожно склонил на кровать.

За окном стояла полная луна, наполнявшая все вокруг своим колдовским и всепроникающим светом. Рано расцветшие в этом году вишни заливали через приоткрытую форточку Лизину комнату каким-то чарующим ароматом нежнейших лепестков. В ожившем саду разливанно пел неутомимый соловей, которому бездарно, но постоянно вторили голоса влюбленных сверчков. Весь мир был наполнен любовью и лаской, божественным благоуханием. Ну, как тут было устоять!..

Они наслаждались друг другом до утра. А выйдя по утру со двора, бледные от усталости, но счастливые, вместе направлялись к школе. Встретив их на улице, соседка тетя Люба внимательно посмотрела им вслед и, словно что-то заподозрив, долго оставалась посреди дороги, как вкопанная, мучаясь от собственных догадок. Проходившая мимо Сучкова даже пошутила: "Что, смотришь? Забыла, как сама в девках ходила? Вспоминаешь?"

– Тьфу ты, дура! Напугала до смерти! – очнувшись, грубо ответила она насмешнице. – Кому же за девкой, как не мне, ближайшей соседке, посмотреть? Мне и Анна, ежели чего случится, наказывала, а ты насмехаешься! Смотри, чтоб собственной дочке парни подол не задрали, а то вся цветет и пахнет, так и завлекает ребят.

– Да ты что мелешь, стерва, у самой дочки нет, так выливаешь свою обиду на добрых людей. Иди лучше мужу пожалуйся, и не забудь спросить, почему он тебя такой же дочкой не наградил?

– Ну, дура, она и есть дура! Что тут еще скажешь. Иди уж своей дорогой, не задевай, а то тут и останешься, змея.

– Ой, ой, испугалась, вся дрожу! – передразнила моложавую Любу ее соседка Сучкова. Однако задерживаться не стала – знала горячий нрав своей односельчанки. Та могла и за волосы потаскать при случае, если, конечно, ее сильно достанут. Так что уж лучше подальше от греха – решила Сучкова, – и направилась к сельскому магазину за покупками.

А Лиза и Валерий Иванович тем временем приближались к школе. Девчонки-одноклассницы, заметившие их издалека, стоя возле школы, о чем-то нехорошо перешептывались. Наверное, завидуют мне, вот и перетирают наши кости. – Подумала, глядя на них, Лиза.

Но в то-же время ей было как-то неловко от собственного, неожиданно пришедшего к ней, как весеннее тепло, счастья, ночной близости с учителем. Он быстро взглянул на отрешенное и расплывшееся в улыбке лицо Лизы, когда они приближались к школе, и вдруг как-то холодно сказал: "Лиза, проснись, ты уже не в постели. Смотри, не выдай подружкам нашей тайны, не проболтайся, а то у меня будут неприятности".

– Да что ты, вы, – поправилась девушка. – Я понимаю, никому ничего не скажу, не волнуйтесь.

Но в ее общем поведении и настроении появилось столько нового и непривычного, что совершенно скрыть от подруг и учителей ее запретных отношений с Валерием Ивановичем, и чувств к нему, казалось, просто невозможно. Вскоре это заметили и зашушукались вначале по углам школы, а потом и по всему селу.

Мария Ивановна, когда до нее дошли слухи об особых отношениях Валерия Ивановича с его молодой хозяйкой, вначале не поверила, подумала, что это обычные бабские сплетни, вызванные элементарной завистью или несбывшимися надеждами молодых и не очень молодых коллег молодого математика. Но потом, когда сама понаблюдала за Лизой и Валерием Ивановичем, поговорила с их соседками, поняла, что дело, похоже, зашло далеко. Но как теперь все исправить и спасти незапятнанную репутацию их педагогического коллектива и всей школы? Не дай Бог, забеременеет, шельма, выкатит живот на улицу, тогда что?! – от одной этой мысли директору школы стало плохо. Она пригласила к себе в кабинет счастливую девушку, еще не зная, с чего начать с ней разговор, чтобы не ранить зря ее неопытное сердце.

– Вызывали, Мария Ивановна?

– Да, проходи, не стесняйся, присаживайся. – Без какого бы то ни было намека указала на стул перед письменным столом директор.