Андрей Пятчиц - Невыдуманные истории. Книга вторая. О богатстве и азарте

Смерть человека рассматривалась этими людьми не с привычной современным европейцам точки зрения, но как расставание с близким человеком, с которым непременно предстоит встретиться и продолжить привычный стиль существования в потустороннем мире. Вне всякого сомнения, помпейцы и геркуланумцы больше боялись гнева Везувия, чем смерти. Потому что с Везувием не понятно ничего, а с потусторонним миром всё ясно, хотя (или именно поэтому) никто его не видел, но он ЕСТЬ. Богатая и весёлая жизнь у древних римлян была. Жители же Помпеи и Геркуланума, достаточно хорошо жившие в состоянии постоянной угрозы со стороны Везувия, наслаждались ею в земной жизни в ожидании ещё больших благ в потустороннем мире.

Минуло достаточно много времени, прежде чем на смену старому подходу к существованию человека в мире пришло совершенно иное видение проблемы жизни, смерти и роли в них материального богатства. Эти глобальные перемены произошли с появлением христианства, которое впервые в истории человечества стало почитать бедность.

Не касаясь сугубо теологических аспектов, но внимательно рассмотрев причины быстрого распространения новой религии, становится очевидным, что победила она своей социальной направленностью. В отличие от всех видов язычества, христианство изначально подразумевало создание групп (общин) единомышленников, которые не только были объединены религиозными убеждениями, но и активно помогали друг другу в трудную минуту и в повседневной жизни. Это коренное отличие христианства от язычества основано на индивидуальном контакте людей в отношениях с богами. На совместные праздники язычники собирались, совершали на них жертвоприношения, но много более важным был личный контакт с тем или иным богом и принесение ему личной жертвы, а не совершённой жрецом. Поэтому христианские взаимопомощь и солидарность привлекали к себе прежде всего выходцев из низших слоёв общества: нищих, бедных и рабов. Богачи туда, несмотря на жизнеописания (агиографии) многочисленных святых, попадали редко.

Обращает на себя внимание то, что намного чаще христианские святые родом из знатных семей, которые порвали со своей прошлой жизнью и презрительно стали относиться к материальным благам. Если попробовать посчитать соотношение выходцев из бедных и богатых семей в сонме святых, то «перевес» будет явно на стороне последних, как правило имевших материальные блага, но от них отрекшихся. Есть, конечно, и такие, которые стали святыми без упомянутых жертв, но их сравнительно мало. В основном короли, князья, церковные иерархи, воинственные борцы за идею путём насилия и т. п. Получается, что отношение к богатству было серьёзным знаком для признания святости на протяжении всего периода существования христианства. Но это не всё в отношениях настоящего христианского подвижника-бессребреника и богатства. Проблема в том, что часто, очень часто таким с бòльшей охотой подают, и порой так много, что настоящие подвижники вынуждены раздавать излишки. Это отвержение богатства почти всегда поминается в жизнеописаниях знаменитых нищих (типичный пример – св. Алексий Человек Божий и св. Франциск Ассизский, о которых речь пойдёт ниже).

Едва ли не с первых дней существования христианства у последователей Христа возникла существенная проблема: как оставаться верным Его заповедям и не потерять материально? Ну как войти в известное евангельское игольное ушко, если есть соблазн обладать материальными благами, которые часто сами «идут» в руки! Некоторые отказывались от них легко и полностью, другие отдавали значительную часть, третьи – малую толику, а большинство – совсем мало, но регулярно, во время литургии. Каждый делает это по-своему и в соответствии со своим карманом, степенью щедрости или жадности. Вопрос очень непростой. Достаточно, к примеру, задуматься над тем, чья жертва больше – грош бедняка или сотня богача?

С приходом христианства люди столкнулись со сложнейшей проблемой борьбы с приобретением благ, обладание которыми и увеличение их до практически неограниченных пределов стало прямо или косвенно порицаться. Эта борьба представляет собой по сути борьбу с изначально заложенным в человека инстинктом (с доисторических времён всем хотелось добыть мамонта покрупнее, пещеру поудобнее, шкуру для обогрева себе и подруге жизни потеплее, а лучше две, каждому…). Заложен он во всех, в нищих и в миллиардерах, но, как и все прочие инстинкты, в каждом он выражен в разной мере. Исключения по-прежнему подтверждают правила, поэтому расхожая фраза «ну куда ему ещё надо» глупа и легко объяснима – тут всё как и в прочих инстинктах (самосохранения, половом и вытекающих из них). У одних желание стать богаче развито больше, у других – меньше, как и, например, желание доминировать.

Со всеми инстинктами, если они имеют место быть, бороться сложно, но в какой-то мере возможно, и, опять же, далеко не каждому. Вон сколько народу боролось с самым сильным половым инстинктом! Бичевали себя, плоть свою разными жуткими способами умерщвляли, но частенько срывались, и… не всем удавалось её победить. Порой приходилось даже идти на противоестественное человеку членовредительство (вспомните, например, толстовского отца Сергия, и случаев оскопления не счесть!). Успешнее всего с половым инстинктом удавалось бороться импотентам, фригидным дамам, асексуалам и людям, достигшим определённого возраста. Впрочем, это уже не «борьба», но физиологические особенности.

Итак, ясно, что вопрос отношения к богатству, обозначенный в Евангелиях, представителям неслыханной ранее религии – христианам – надо было решать. И решение это было найдено. Оно нашло своё выражение в появлении абсолютно новой формы благосостояния – общинного. Схема его, при ближайшем рассмотрении, достаточно странна: каждый член христианской общины мог вести аскетический образ жизни внутри названной общины, обладавшей очень значительными материальными благами и стремившейся к ещё большему обогащению группы людей, объединённых одной идеей. То есть «я лично аскет и единомышленники мои аскеты, но все мы вместе можем позволить себе самые разные богатства, имеющие, к примеру, форму денежную или в виде зданий и земли, на которой работают селяне, принадлежащие не мне, но нам , аскетам» и так далее. И речь здесь идёт не только о монахах и монастырях, а об инстинкте обогащения, противоречащем Евангелию, но нашедшем способ придать благовидную форму своему проявлению…

Общинная собственность имелась у первохристиан задолго до появления монашества. В первые века христианства она была выражена меньше, так как в удалённые места уходили семьями, к которым присоединялись другие семьи, а тут уж без получения богатства на бытовом уровне не обойтись. Ну какая мать откажет своему ребёнку в лучшем кусочке еды? Вопрос риторический.