Александр Брыксенков - Конус Морзе

Василь Гениатулин, классный токарь и заядлый козлятник, в транспорт не набивался. На работу из Новой деревни он в бесснежный период добирался на велике.

.

Хомутик поводковый

Лешка Барсуков ему завидовал. Он тоже хотел ездить на велосипеде, он умел ездить на велосипеде, но велосипеда никогда не имел. А прокатиться очень хотелось. Однажды после смены, когда Гениатулин, как обычно, засел за «козла», Лешка попросил у него разрешения прокатиться на его транспортном средстве. Василь немного подумал, а затем с неохотой процедил: «Десять минут. Не больше». Лёшка птахой вылетел из проходной, взял на стоянке велосипед Василя, оседлал его и рванул на Кировский. Он с восторгом несся по проспекту, вовсю нажимая на педели, не притормаживая даже на перекрестках. А чего притормаживать-то? Машин мало, перекрестки пусты.

Он решил доехать до Малой Невки и повернуть назад. Уже показался мост. И тут перед ним возникла девушка, фифа в коротком крепдешиновом платье. Она сошла с трамвая и перебегала дорогу.

Он взял влево, и фифа – назад, он —вправо, и она вперед. Лешка резко тормознул и, не успев выставить ногу, повалился на бок.

Острый край поребрика прорвал штанину и содрал кожу на лодыжке. Потекла кровь.

Девушка растерялась, испугалась, расстроилась. Она стояла, не зная, что делать. Затем до неё дошло, что парню-то нужно помочь. Когда Лешка поднялся с асфальта, она взяла его за руку и безапелляционно заявила:

– Немедленно ко мне! Я вас перевяжу.

– Да ладно. Так пройдет.

– Не пройдет. Смотрите как сочится.

– А это далеко?

– Да вот мой дом.

Девушка указало на большой красивый дом, который возвышался тут же, возле сада им. Дзержинского.

Когда вошли в обширную парадную, Лешку поразила ковровая дорожка, зеркала и цветы. За столом сидел бородатый швейцар.

– Иван Васильевич, – обратилась к нему девушка, – пусть велосипед немного постоит в прихожей. Он вам не помешает?

– Нет, Софья Петровна, на помешает.

Когда они подошли к лифту, швейцар поднялся:

– Вас сопроводить?

– Спасибо, Иван Васильевич, Мы сами.

Поднялись на третий этаж. Соня позвонила. Дверь открыла скромно одетая женщина, очевидно домработница. Соня тут же её отпустила.

Из полутемной прихожей вкусно тянуло кофе и ванилью. Они прошли в непомерно большую комнату, посреди которой стоял белый рояль. Обстановка была, по Лешкиному мнению, богатая: тяжелые шторы, ковры, полированная мебель. Да что там богатая. Для молодого работяги, обитавшего вместе с бабушкой и мамой в четырнадцатиметровой комнате это были настоящие барские хоромы.

Соня провела Лешку в ванную комнату и предложила закатать штанину, снять ботинок и носок, а ногу поместить в ванну. Лешка засмущался: его рабочие ботинки и штаны, ну и носки, конечно, вступали по чистоте в явный диссонанс со стерильной обстановкой ванной комнаты. Соня деликатно этого диссонанса «не заметила».

– Кстати, как вас звать, мой дорогой пациент? – обратилась к Лешке отошедшая от шока Соня.

Тот ответил.

После обработки раны и её перевязки, Соня распорядились:

– Алексей, вы обувайтесь, а я пойду сварю кофе, Посидим, перекусим.

Какой там кофе. Гениатулин уже наверное кроет его на чем свет стоит. Лешка категорически отказался от кофе, сославшись на необходимость срочно быть на заводе.

– Жаль. Тогда оставьте номер телефона, чтобы я смогла узнать, как проходит заживление раны.

Лешка написал на листочке номер своего коммунального телефона, поблагодарил за оказанную помощь и скоренько выкатился из богатой квартиры.

От Гениатулина ему конечно же досталось. Отчитав Лешку последними словами, он наконец нормально спросил:

– Где ты мотался-то, мудило?

Лешка поведал о своем падении, думая, что Василь посочувствует ему. Куда там, Гениатулин завелся по новой:

– Верно говорят: «Инструменты и велик не давай в чужие руки – испортят». Хрен ты у меня теперь что-нибудь получишь.

Лёшка огорчился. Гениатулин был зажиточный мужик. У него в тумбочке хранилась целая инструменталка. Лёшка часто клянчил у Василя то вороток, то хомутик.

Лешка с нетерпением и тревогой ждал Сониного звонка. Девушка ему очень понравилась. Она заметно отличалась от сухощавых заводских девчат. И красотой, и ухоженностью, и поведением и даже пахла она по другому. Лешка понимал, что она ему не пара, но надеялся: а вдруг!

А звонка все не было и не было. Лишь на четвертый день к нему в комнату постучалась соседка: «Леша, тебя к телефону. Девушка».

Лешка взял трубку:,

– Алё. Я слушаю.

– Алексей, здравствуйте. Как ваше здоровье, как нога?

– Здравствуйте, Соня! С ногой все в порядке. Ранка затянулась. Я снял повязку.

– Ну и слава богу. А то я переживала. Желаю вам полного выздоровления. До свидания.

– До свидания.

До какого свидания, когда она даже номер своего телефона не сообщила? Лешка мечтал о встрече с Соней, но как этого добиться он не знал, Не пойдешь же к ней на квартиру, раз не звали.

На Лешку нашел бзик. Все свободное время он тратил на прогулки возле Сониного дома. Он ходил туда и обратно между садом Дзержинского и «Молокосоюзом» в надежде увидеть Соню. И однажды он её увидел.

Она шла рядом с видной женщиной, очевидно её мамой. Соня сразу же узнала Лешку. Она остановилась:

– Здравствуйте, Алексей. Что вы делаете в наших краях?

– Да вот иду с репетиции, – соврал Лешка.

– Мама, это тот молодой человек, – обратилась Соня к маме, – который из-за меня повредил ногу.

Алексей протянул женщине руку для знакомства:

– Алексей.

Сонина мама протянула два пальца.

Эти два пальца не только сняли Лешкин бзик, но и вызвали в душе его волну негодования:

– Везде бубнят: «Пролетариат, передовой класс, гегемон». А гегемон обитает в занюханной коммуналке, трескает субпродукты и жмет пальцы советским буржуям, живущим в шикарных домах.

Насчет буржуев Лешка был неправ. В упомянутом в рассказе доме (73—75) жили не буржуи, а люди, приносившие государству заметно большую пользу, чем токарь Барсуков. Например:

физик П. Л. Капица,

историк С. Ф. Платонов,

математик Г. М. Фихтенгольц,

физик И. В. Курчатов,

поэт И.А.Заболоцкий

физик Я.И.Френкель и другие известные деятели науки и культуры.

Конечно, бытие определяет сознание. Конечно, сознание жильцов дома 73—75 отличалось от сознания токаря Барсукова и от сознания его товарищей. Он это понял и поставил крест на красивой девушке из дома 73—75, папа которой был наверняка не простым человеком.

Освободившись от бзика, Лешка позвонил в воскресение Клавке-револьверщице: