Виктор Овсянников - Корни и кроны. Фрагменты истории Сибири в лицах одного сибирского рода (документальное историко-генеалогическое исследование)

Разыскав эту книгу, просматривая её и читая в меру моего тогдашнего очень скромного знания немецкого языка, я стал обнаруживать знакомые фамилии. Не стану сейчас подробно останавливаться на заинтересовавших меня фрагментах текста этой книги – они будут приведены позднее при описании периода 20-х годов восемнадцатого века жития моих предков – скажу лишь о главном и самом удивительном.

До этого мне встречались небольшие выдержки из этого труда, переведённые на русский язык и опубликованные в работе Г.Ф.Быкони. Из них следовало лишь то, что немец-путешественник в короткие периоды своего пребывания в Красноярске жил в доме, принадлежащем большому уже тогда семейному клану Суриковых. Каково же было моё удивление, когда я, читая первоисточник, увидел, что Илью, своего хозяина, Мессершмидт сначала называет Суриковым, потом Нашивошниковым-Суриковым, и, наконец, Ильёй Нашивошниковым!

Этот загадочный факт оказался первым признаком того, что красноярские роды Нашивошниковых и Суриковых соприкасались и, как оказалось, довольно тесно. Мне, не чуждому изобразительному искусству, было приятно, что к знаменитому русскому художнику я имею, хоть и отдалённое, но некоторое отношение.

Теперь о последствиях этой и некоторых других моих находок. Миновал двухтысячный год, у нас наступил 21-й век, а события трёхсотлетней давности не давали мне покоя. Исчерпав практически все доступные мне тогда исторические источники, я решил обратиться за помощью к безусловному авторитету в сибирской и, особенно, красноярской истории – Геннадию Федоровичу Быконе. Обратился к нему не с пустыми руками. Кроме моих многолетних изысканий с найденными фактами, цитатами из разных источников и собственными размышлениями, я послал ему уникальные воспоминания моей двоюродной бабушки Е.И.Яворской (Овсянниковой), касающиеся событий, обстановки и быта Красноярска второй половины 19-го века. И, конечно, задал ему много вопросов, касающихся рода Нашивошниковых.

Вот это первое письмо Быконе:

Уважаемый Геннадий Федорович!

Следуя нашей предварительной договоренности по телефону, я собрал все имеющиеся у меня материалы, касающиеся красноярских Нашивошниковых. По ходу текста я изложил возникшие у меня вопросы. Прекрасно понимаю, что ответить на них не очень просто и в ряде случаев, наверное, невозможно, но любые Ваши соображения по этому поводу для меня очень важны. Я не знаю большего авторитета в этой области, чем Вы. Если у Вас «под рукой» имеются еще какие-нибудь материалы на интересующую меня тему, и Вы можете мне о них сообщить, я был бы весьма за это признателен.

Заранее благодарю Вас и приношу свои извинения за причиненное беспокойство. Если могу быть Вам в чем-то полезен – я всегда к Вашим услугам.

Через какое-то время я получаю ответ, который меня одновременно порадовал и огорчил. Сначала неприятное. Не помню уже, по каким причинам, но Быконя дал мне понять, что помощи от него мне ждать не придётся. Хотя я предлагал ему даже денежное вознаграждение за потраченные усилия, благо я в то время был вполне материально обеспечен. При этом Быконя очень высоко оценил мои любительские изыскания, сказал, что я совершил несколько важных исторических открытий. Он тогда не уточнил, что это были за открытия, и я узнал о них лишь десяток лет спустя…

В моей работе над родословной случались длительные перерывы, особенно тогда, когда работа не спорилась. Так случилось и в этот раз. Получив отказ от Быкони, я отложил свои бумаги в долгий ящик и почти не обращался к ним. Скоро начался многолетний период моей американской эпопеи, и забот хватало других. Однако, современные средства связи и информации позволяли мне иногда, хоть не на долго, обращаться к моим давним поискам. Теперь, наряду с Нашивошниковыми, меня интересовали родословные дела Суриковых, о которых в далёкой истории тоже было не много известно.

Каково же было моё изумление, когда однажды я через интернет услышал выступление на радио Эхо Москвы своего «давнего знакомого» Г.Ф.Быкони. Изумило меня не столько само его выступление, сколько некоторые детали из него. Большую часть своего рассказа Быконя уделил роду Сурикова и – о боже! – своему открытию связи этого знаменитого рода с красноярским родом Нашивошниковых! Я услышал, что именно Быконя установил важную связь этих родов (хотя ему тогда тоже малопонятную) и он намерен продолжать активные поиски в этом направлении.

К этому времени стали появляться и другие публикации Быкони, в которых он продолжал повторять о своём открытии и стал уделять больше внимания фамилии Нашивошниковых.

Фамилии Суриковых, как и Нашивошниковых, не встречалась мне тогда ни в одном историческом документе, касающемся Сибири, ранее самого конца 17-го века. И разные домыслы о том, что предки великого художника пришли в Сибирь вместе с Ермаком и т.п., не имели под собой никаких документальных подтверждений.

Но продолжу о своих взаимоотношениях с Быконей. Вернувшись из дальних стран в Москву, я решил-таки выяснить с ним свои отношения, разобраться в принадлежности открытия о связи двух родов. Набравшись смелости и наглости, я написал ему следующее письмо, часть которого, касающуюся нашего конфликта, привожу здесь:

16.11.2017

Здравствуйте Геннадий Фёдодрович!

Надеюсь, Вы меня помните. В 2001 г. я отправлял Вам письмо с исследованиями моей родословной по красноярской линии Нашивошниковых со многими собранными мною материалами по этой теме почти за 30 лет и с просьбой к Вам, как признанному учёному, о помощи мне в дальнейшей работе и взаимном сотрудничестве. В ответ я получил очень лестное письмо с комплиментами в мой адрес и признанием, что я сделал ряд очень важных исторических открытий. На этом, к моему сожалению, наше «сотрудничество» и закончилось.

Напомню Вам, что одним из моих открытий была впервые документально установленная связь родов Нашивошниковых и Суриковых (по неопубликованных в России дневникам Мессершмидта). Какаво же было моё изумление, когда я стал встречать в ваших публикациях гордые ваши заявления, что это открытие принадлежит вам. Согласитесь, что это несколько странно для маститого и уважаемого учёного…

Ответ не заставил долго себя ждать. В нём он, естественно, пытается оправдать свой проступок и умалчивает о некоторых конкретных деталях моих находок. Вот он почти полностью:

Уважаемый Виктор Александрович! Обрадован и одновременно огорчен Вашим письмом. Рад, что Вы объявились, но недоумеваю относительно Ваших обвинений в присвоении Вашей идеи.