Виктор Овсянников - Корни и кроны. Фрагменты истории Сибири в лицах одного сибирского рода (документальное историко-генеалогическое исследование)

Я уже не помню, что ответил тогда моей тёте, но, думаю, что-нибудь позитивно-оптимистическое. С того времени я гораздо дальше продвинулся в своих изысканиях и проникся ещё большей уверенностью, что наши воспоминания и поиск своих корней будут оценены не только детьми и внуками.

Один из последних вариантов родословного дерева Нашивошниковых, Суриковых, Овсянниковых. ВО

В 17-м столетии оказалось сложнее всего обнаружить и проследить истоки моей родословной. Связано это со многими причинами.

Во-первых, чем дальше продвигаемся мы в глубь веков, тем меньше оказывается доступных сегодня исторических документов, тем меньше отражены они во вторичных литературных источниках. Не говоря уже о том, что истории Сибири в целом уделено очень мало места в нашей исторической науке. Достоверные сведения получались преимущественно учёными-иностранцами, появлявшимися и работавшими в Сибири в основном уже в 18 века. Да и их труды слабо изучены и обобщены современными историками.

Второй и, пожалуй, главной причиной, тормозившей моё продвижение в историю Красноярска, явилось то, что красноярские архивы многократно горели во время пожаров. Отдельные сведения о событиях того времени с трудом находились и продолжают разыскиваться историками в архивах других мест, поэтому воссоздать цельную картину красноярской истории оказалось совсем не просто.

Мне, пользовавшемся, как правило, вторичными источниками, оказалось ещё труднее. Как я уже говорил, в начале двухтысячных годов мною была обнаружена тесная связь родов Нашивошниковых и Суриковых. С этого времени я начал активно интересоваться фамилией Суриковы. Суриковский род, по понятным причинам, давно занимал умы многих историков и искусствоведов. Наряду с разными не подтверждающимися домыслами, однако была установлена относительно точная линия этого рода, восходившая к концу 17-го века. Василий Суриков тоже интересовался своими сибирскими предками и очень гордился казаками Ильёй и Петром Суриковыми, участниками так называемой Первой Красноярской шатости – первым крупным и, пожалуй, самым значимым в сибирской истории бунтом казаков против своих воевод. Тогда при жизни знаменитого художника и ещё долгое время считалось, что Илья и Пётр были отец и сын. Естественно, что меня они тоже очень заинтересовали.

Многие исследователи рода Суриковых считают, что предки художника пришли в Сибирь вместе с Ермаком. Оказалось, что это заблуждение пошло от самого Василия Сурикова. Вот, что он писал об этом:

«В исторической статье „Красноярский бунт“ я нашёл, что казаки Пётр и Илья Суриковы 12 12 Здесь и далее по тексту подчёркивания автора участвовали в бунте против воеводы, а Пётр даже раньше в таких же бунтах (я последнего факта не обнаружил – ВО). От этого Петра и ведём мы свй род. Они были старожилы красноярские (??? – ВО) времён царя Алексея Михайловича, и как все казаки того времени, были донцы, зашедшие с Ермаком в Сибирь». 13 13 По книге Натальи Кончаловской «Сын земли сибирской» М, 1960. С. 8—9.

Об этом заблуждении В.И.Сурикова мы ещё поговорим дальше.

К радости моей, события Первой шатости, хотя и не упоминались ни в одном учебнике истории и популярных книгах по истории Сибири – не было там существенной классовой подоплёки в соответствии с догмами классиков марксизма – однако некоторых дореволюционных и ранних советских историков они интересовали. Труды их можно было раскопать в недрах Ленинской и Исторической библиотек. Этими историками были, прежде всего, С.В.Бахрушин и Н.Н.Оглоблин, трудами которых я не замедлил воспользоваться.

Поскольку события тех нескольких ярких лет красноярской истории до сей поры не получили достойного освещения, я рискну и попробую сделать из них литературную версию с непременными ссылками на достоверные источники. При этом я, конечно, уделю наибольшее внимание интересующим меня персонам. А так как для понимания поступков и общего течения жизни наших героев очень важно, хотя бы в общих чертах, представлять исторический фон юга Сибири, её удивительную природу, быт и нравы людей – придётся и этим аспектам уделить место в моём рассказе.

Благодаря счастливому предпринимательству Строгановых и удачливым колониальным походам Ермака, появилась русская Сибирь – гигантская губка, без которой Россия захлебнулась бы в собственной крови и своих же испражнениях. Впитывая все это и таинственным образом перерабатывая в себе, она при легчайшем нажатии отдавала и отдает свои бездонные пока сокровища.

Некоторое понимание быта и нравов сибиряков и, в частности, красноярцев 17—18 веков можно получить из немногих любопытных свидетельств современников. Вот что писал один европеец, побывавший на Руси в тот период:

«Если рассматривать русских со стороны нравов, обычаев и образа их жизни, то по справедливости их следует отнести к варварам…

Порок пьянства распространен в русском народе одинаково во всех состояниях, между духовными и светскими, высшими и низшими сословиями, между мужчинами и женщинами, старыми и малыми, до такой степени, что если видишь по улицам там и сям пьяных, валяющихся в грязи, то не обращаешь на них и внимания, как на явление самое обычное…

Хотя русские, особенно простой народ, живя в рабстве и под жестоким гнетом, из любви к господам своим, могут сносить и вытерпливать весьма многое, но если гнет этот переходит меру, тогда в них возбуждается опасное восстание, которое грозит гибелью, если не высшему, то ближайшему их начальству. Если же однажды они вышли из терпения и возмутились, то нелегко бывает усмирить их. Тогда они пренебрегают всеми, предстоящими им опасностями, становятся способны на всякое насилие и жестокость, делаются совершенно безумными людьми».

Из этого отрывка безымянного автора можно многое почерпнуть о пресловутых «скрепах», ставшими популярными в последнее время, но далеко углубляться в этот вопрос – не цель нашего исследования.

Стоит всё же сказать о кажущемся противоречии, уживающемся в загадочной русской душе. Наряду с лихостью, бунтарством и непредсказуемостью, в разных уголках и закоулках российской действительности всегда существовал и доныне здравствует живучий феномен «лакейства». Вся отечественная история может быть рассмотрена с точки зрения «лакейства – антилакейства». Если первое, как раковая опухоль, охватило всю Россию, особенно центральную, то со вторым – «антилакейством» – связаны стихийные и полустихийные движения казачества, старообрядства (особенно ветви беспоповства и бегунов), разного рода отшельничества и, наверное, многие известные путешественники были «заражены» неистребимым вирусом свободы.