Виктор Овсянников - Корни и кроны. Фрагменты истории Сибири в лицах одного сибирского рода (документальное историко-генеалогическое исследование)

Вместе с перешедшими на сторону бунтовщиков разными проходимцами из Енисейска и некоторыми сосланными в государеву пашню крестьянами красноярцы пограбили проживавших на посаде торговых и промышленных людей «до нага». Потом пошли на Ангару и, разжившись чужим добром и продовольствием, в конце концов вернулись в Красный Яр.

Заговор раскрыли, главных заговорщиков показательно наказали, и чудом удалось отстоять право на жизнь красноярского острога от озлобленных енисейцев. Но память осталась…

Воевод, наместников царских, поставленных на тамошнее кормление, то есть на почти полное местное самообеспечение – красноярцы и в грош не ставили, особенно безмерно алчных и чванливых. Те на тучном кормлении наглели до крайности, дурели до лютости, приводя стойких казаков в телесную немощь и отчаянье, состояние, в коем «вовсе не мочно жить» от воевод-разорителей, грабителей, мучителей.

По лютости воевод также грозны и беспощадны становились сибирские бунты. В самом мягком виде им просто отказывали от воеводства, а чаще изгоняли из городов или избивали до полусмерти самих воевод и их сторонников. На их место избирали выборных «судеек» либо заводили свои мирские круги, советы, думы. И незаконные эти думы, вольные, воровские (слово «вор» было синонимом бунтаря, разбойника), сами вершили воеводскую власть и справляли всякие государевы дела.

А дальше шло по заведенному кругу: на место лихих воевод наезжали из Москвы новые, правившие сперва с опаской, глядя на местных воровских людей, а после – шибче да круче, и повторялось всё заново до нового бунта и новых назначений. Особо нетерпеливые и свободы чаявшие служилые люди срывались с насиженных мест, шли дальше по Сибири и Востоку дальнему, а то и за Великий океан, открывая и заселяя новые земли себе на волю и отечеству на пользу.

В годах 1695—98 случился знатный бунт, названный потом Первой Красноярской шатостью 16 16 Фактологическая сторона излагаемых далее событий с частичным сохранением языкового стиля приводится из труда Н.Н.Оглоблина: Красноярский бунт 1695—1698 гг. (Очерк из истории народных движений в Сибири). С.-Петербург. 1902. . Первой – по времени и по силе своей, почти не изученный историками по причине слабой классовой направленности, ибо бунтовал не бесправный угнетенный люд, а почти вольное казачество, и не против царевой власти, а против таких же государевых слуг только телом и чином пожирнее, пожаднее да понаглее. Известно ведь по всем временам, что чем мельче начальничек, тем больше от него пакости и вреда прочим людям.

И по сей день народ наш не шибко поумнел и также думает, что все беды его от чиновной коррупции и предпринимателей алчных, а избранный богом или их же волею главный государев муж – мудёр и справедлив, всё праведно порешит, народец свой в обиду не даст, кого следует изведет, воров покрупнее прижмет, а мелких (кто и нынче без греха?), но преданных, не тронет да прикормит еще от своих щедрот…

Почти три года бунта, даже в силу удаленности от центральных властей – срок не малый. Да и кто бы их усмирил и каких иных казаков-усмирителей послал в эдакую даль? Вот и вершили красноярцы свои суды и справедливость свою почти безнаказанно, свергая целых трех воевод одного за другим в наивных мечтах о мудром и в меру корыстном царевом наместнике.

Худо-бедно, но терпели казаки прежнего воеводу Игнатия Башковского. Однако в 1694 году сел на его место старший сын Алексей Башковский. Тут и началось. Посыпались на Алексея-воеводу челобитья служилых, вольно живущих, а также ясачных (обложенных царским оброком) людей за лихоимства его, всяческие обиды и разорения. Ладно бы только своих притеснял – у нас грабить ближнего за большой грех не считается – но и порубежным калмыкам с киргизами досталось не мало бед. С бухарских и калмыцких торговых людей брал он в Красноярске великие взятки деньгами, товарами, ясырем, то бишь невольниками, за что калмыцкие и киргизские воинские люди регулярно приходили войною на Енисейский и Красноярский уезды. Обвинили красноярцы этого воеводу-грабителя и разорителя также в изменном деле от непомерного корыстолюбия. Якобы посылал он в киргизскую немирную орду своего человека с казенным свинцом, порохом, добрыми конями и с разными товарами. Выгодно продавал киргизам. А те с этим же порохом и свинцом приходили воевать с красноярцами.

Поняли красноярцы, что стало им жить «не мочно» с таким воеводой и подняли против него бунт. Стали собираться служилые люди в круги, устраивать свои думы и советы. Зачинщиками были «боярские дети» – служилые сибирские дворяне из авторитетных местных старожильцев.

Против них образовалась малая и слабая воеводская партия из зависимых ссыльных людей. Характерно, что бывшие ссыльные и инородцы (поляки и пр.) становились наиболее крепкой опорой зарвавшихся воевод и являлись ядром то большей, то меньшей воеводской партии в разные годы бунта, наряду с наиболее преданными и зависимыми от воевод служилыми людьми.

Сделаем небольшое отступление от хода событий. Откуда же взялось и пополнялось население Красного Яра и охраняемых им ближних территорий? Наряду с государевым казачьим и немногим служилым чиновным людом – основой службы в остроге и будущем городе – население образовывалось и другими источниками. Добровольных поселенцев в этих неспокойных землях было не много. Потому большинство первых крестьян были люди ссыльные да опальные: пленные белорусы, украинцы, литовцы, поляки, латыши и прочие подданные Польши и Швеции – тогдашних врагов России. Их сажали на пашню, снабжали топорами, основным инвентарём и лошадьми, забирая часть урожая в казенные амбары для хлебного жалования служилым людям.

Красноярский острог, постепенно становившийся гражданским поселением, а затем и городом, размещался на левом берегу Енисея. Острог в момент основания представлял собой деревянную крепость размером примерно сто на сто двадцать метров, обнесенную рвом, валом и деревянными стенами с двумя проезжими башнями и тремя сторожевыми башенками на столбах. К началу Первой Красноярской шатости город-острог уже окончательно сформировался, развился, уже меньше напоминал постоянно осаждаемую неприступную крепость.

Внутри крепости, на стенах которой были установлены пушки, размещались жилые и служебные постройки, амбары, для хлебных запасов и разного снаряжения, воеводский двор. Двор кольцом обступали разные службы: людская изба, ледник, баня с предбаньем, примыкавшая к сеням, «съезжая», или приказная изба (то есть канцелярия воеводы, куда съезжались служилые люди на смотры и перед походами) и прочее. Строения воеводского двора были отгорожены от остальной территории острога тыном (забором из вертикальных кольев).