Константин Петришин - Заговор жрецов

– Похоже, они уже пристрелялись по форту точно, – сказал Кондратенко.

Обстрел стих так же неожиданно, как и начался. В каземате сразу все оживились.

– Хорошо бы и нам иметь такие игрушки, мы показали бы японцам, как лягушки квакают, – заметил Кондратенко и тут же добавил: – Я хочу осмотреть форт и поговорить с людьми.

Не успели они отойти от каземата и полсотни шагов, как со стороны японцев снова ударили орудия. Один из снарядов разорвался слева от форта. Затем японцы открыли ружейный огонь. По всему форту сыграли боевую тревогу. Где-то впереди и справа началась пулеметная стрельба. И в небо взлетело сразу несколько осветительных ракет.

Полковник Ращевский предложил Кондратенко вернуться в каземат.

– Роман Исидорович, не равен час… Нам с вами орденов все равно не дадут, – попытался пошутить он.

Кондратенко согласился. Когда они вернулись в каземат, Ращевский достал карту укрепрайона и развернул ее перед Кондратенко.

– Вот здесь, – сказал он, – у нас наиболее незащищенное место… – Ращевский осекся и умолк.

Все услышали быстро нарастающий свист тяжелого снаряда.

Прошла секунда, другая и, вдруг, над головой раздался страшной силы удар и грохот разрыва. Потолок каземата сначала подняло вверх, затем он глыбами бетона, битого кирпича и балок рухнул вниз…

Только под утро из-под обломков каземата начали извлекать тела погибших.

В последнее мгновение полковник Ращевский пытался, видимо, прикрыть собой генерала Кондратенко. Однако смерть забрала их обоих.

Разбором завалов занималась команда моряков во главе с фельдфебелем Рожковым. Он на руках бережно вынес на поверхность земли тело генерала Кондратенко, постоял с минуту, держа его на руках, затем отнес подальше от каземата, где снег был еще чистый и не затоптан, положил на небольшой пригорок лицом к востоку, откуда должно было взойти солнце, и вдруг заплакал беззвучно, не стыдясь своих слез…

С рассветом 18 декабря японцы после получасовой бомбардировки передовых позиций перед Порт-Артуром перенесли огонь тяжелых орудий на город и участок обороны от моря до форта номер один, который защищал 25-й Восточносибирский стрелковый полк под командованием подполковника Малыгина.

В 10 часов японцы обрушили такой же силы огонь на 2-й и 3-й участки обороны. После этого колонны японцев пошли в атаку.

К полудню они захватили, несмотря на свои огромные потери, несколько фортов и дорог, ведущих в сторону Китайской стены – основного оборонительного рубежа крепости.

Когда генерал Смирнов доложил о случившемся Стесселю, тот впал в истерику.

– Я же просил вас на Совете обсудить и определиться, до какого времени крепость может обороняться!.. А вы что сделали?.. Послушали Кондратенко и Белого!.. Кондратенко нет!.. Время упущено!.. – Стессель нервно заходил по кабинету, прислушиваясь к гулу орудий. Он накатывался то с моря, то с северо-запада, приводя его в ужас. Наконец он остановился и приказал: – Через час ко мне пригласите генералов Фока, Белого, полковника Хвостова и всех членов Совета.

Когда все собрались, вдруг обнаружили, что нет генерала Фока.

– Он знает? – спросил Стессель у Смирнова.

– Должны были передать, Анатолий Михайлович…

– С позиции теперь не так просто добраться сюда, – заметил полковник Хвостов.

Стессель промолчал. Его сейчас занимала одна мысль: что делать? Для себя он уже принял решение – оборонять Порт-Артур нет смысла. Овладев основными рубежами на подступах к крепости и городу, Ноги может оставить для длительной осады одну – две дивизии. Остальные войска повернут на север. «Если не штурмом, то измором они все равно возьмут Порт-Артур, – подумал он. – Но как об этом сказать Смирнову, Белому? Даже Фоку…»

Генерал Фок приехал минут через пятнадцать. Он извинился перед ожидающими его и словно в свое оправдание заметил:

– Думал не проеду… Все дороги простреливаются японцами…

Стессель недовольно что-то буркнул, роясь в каких-то бумагах на столе. Затем поднял голову и произнес назидательным тоном:

– Вот, вот… Сейчас они простреливают все дороги, а через час вы доложите мне, что уже и приехать сюда нельзя… – Стессель помолчал и продолжил: – Я обязан с вами посоветоваться… В крепости около 45 тысяч человек. Из них 13 тысяч больных и раненых. Способных обороняться не более 28 тысяч. Интенданты докладывают, что с увеличением нормы питания личного состава на передовой, в госпиталях и в лазаретах запасов продовольствия хватит не более чем на месяц… Что прикажете делать? – спросил Стессель и тяжелым вопрошающим взглядом обвел присутствующих.

Ему ответили молчанием. Никто не решался сказать что-либо. Однако все понимали, о чем пойдет речь дальше.

Наконец, первым заговорил генерал Белый.

– Я предлагаю держаться до конца, – сказал он.

– И остаться где-нибудь под обломками бетона или кирпича, – заметил мрачно Стессель. – Да еще унести с собой в могилу тысяч двадцать… А раненых и больных они просто перебьют…

И снова в кабинете повисла гнетущая тишина.

– Анатолий Михайлович, а если вступить с Ноги в переговоры? – не то предложил, не то задал вопрос генерал Фок.

– О чем? – спросил Стессель. И сам ответил: – С Ноги могут быть переговоры только о сдаче крепости. Больше ни о чем.

– Анатолий Михайлович, можно попытаться начать переговоры о временном прекращении боевых действий и выиграть время, – настаивал на своем предложении генерал Фок.

Стессель встал.

– Ну, хорошо. Вы думайте, и я буду думать. Срок до вечера. А сейчас все свободны.

…К концу дня в кабинет Стесселя зашел полковник Хвостов мрачнее тучи.

Стессель взглянул на него и сразу понял: что-то произошло.

– Анатолий Михайлович, мне только что сообщили, что в своем кабинете застрелился генерал Белый, – доложил Хвостов.

Стессель почувствовал, как холодок пробежался у него по спине.

– Застрелился или застрелили? – переспросил он.

– Ординарец подтвердил, – ответил Хвостов, – что генерал Белый в кабинете был один…

Стессель поднялся с места и подошел к окну. Некоторое время смотрел через полупрозрачное стекло на улицу. Потом повернулся к Хвостову.

– Прикажите похоронить генерала Белого со всеми почестями… – распорядился он. А про себя подумал: «Каждый убегает с тонущего корабля по-своему…»

Следующий день выдался морозным. Холодный ветер нес поземку и засыпал дороги снежной порошей.

…В 9 утра на северной дороге из крепости появилась группа всадников. Впереди на расстоянии десяти шагов с белым флажком ехал казачий есаул, нахлобучив черную папаху на самые глаза.

Несколько солдат из передового дозора, завидев конных, выглянули из укрытия.