Константин Петришин - Заговор жрецов

Гриппенберг был вынужден отдать приказ на прекращение наступления.

Обвинив публично Куропаткина в трусости и в том, что он спас японцев, Гриппенберг направил рапорт на имя его величества с просьбой освободить его от командования 2-й армии по состоянию здоровья.

На телеграфный запрос Николая II с требованием сообщить ему всю правду генерал Гриппенберг ответил, что с Куропаткиным никакая победа невозможна.

Император потребовал приезда в Петербург генерала Гриппенберга с докладом о случившемся.

Алексеев был потрясен поведением Куропаткина. Однако обращаться к Николаю II о снятии его с должности Главкома не стал, хотя и желал всей душой.

…Инспекционный приезд Алексеева во Владивосток совпал с еще одними трагическими событиями 9 января в Петербурге, где неизвестно по чьему приказу были расстреляны тысячи рабочих, которые шли к Зимнему дворцу, чтобы вручить государю свои экономические и политические требования.

О подробностях трагедии 9 января Алексееву доложил исполняющий обязанности командующего Тихоокеанским флотом контр-адмирал Иессен в первый же день прибытия Алексеева в город.

По словам Иессена все началось 21 декабря, когда в столице стало известно из газет о сдаче Порт-Артура. На следующий день Петербург был похож на встревоженный улей. 29 числа забастовал Путиловский завод, 5 января бастовали уже все петербуржские заводы.

…6 января стал роковым днем. Во время водосвятения на Неве перед Зимним из орудий батареи, производящей салют холостыми снарядами, одно орудие выстрелило картечью в сторону дворца. Никто во дворце не пострадал. Было только выбито много стекол в окнах, да ранен один из городовых. Зато сразу полетел слух: совершено покушение на Николая II.

…8 января стало известно, что на 9 января готовится поход рабочих к Зимнему.

Градоначальник Петербурга Фуллон заверил министра внутренних дел, что похода не будет, что он встретится с одним из организаторов похода священником деревни при пересыльной тюрьме Георгием Гапоном и все уладит. Однако не только не уладил. Уже потом стало известно, что при встрече с Гапоном Фуллон сказал: «Я не против, если ваши рабочие одержат верх над капиталистами».

– …Ну, а все остальное уже достаточно описали газеты, – сказал Иессен. – Стрелять по рабочим начали, когда они подошли к обводному каналу…

Алексеев выслушав контр-адмирала Иессена, подавленно спросил:

– Как император отнесся к этому случаю?..

Контр-адмирал Иессен ответил не сразу. Было заметно, что он колеблется.

– Как мне передали, его величество назвал 9 января прискорбным днем для России, но не позорным для монархии…

– Я так не думаю, – произнес Алексеев. – Сдача Стесселем Порт-Артура, наши неудачи в Маньчжурии послужили причиной этого события. А расстрел – это роковая ошибка. Она дорого нам обойдется. Вспомните мои слова. Что же касается Порт-Артура – это не только военное поражение. Это значительно больше. По Порт-Артуру я уже кое в чем разобрался. Стессель не имел права отправлять государю телеграмму, в которой сообщил, что в крепости цинга и прочие болезни, нет людей и оружия. Все это вранье! По моим данным, в крепости оставалось около 40 тысяч солдат и офицеров. Не было острой нужды в хлебе, сухарях, муке. Для убоя на мясо держали почти 3 тысячи лошадей! С Порт-Артуром мы ославились на весь мир! Мне рассказали, как солдаты, матросы и офицеры, несмотря на приказ Стесселя сохранить все в целости, приводили в негодность вооружение, не желая оставлять его в качестве трофея японцам, топили винтовки, взрывали склады со снарядами…

Контр-адмирал Иессен сочувствующе вздохнул.

– Я в курсе дела, Евгений Иванович. И как и вы уверен, что ситуация в Порт-Артуре не была безнадежной. В ночь с 21 на 22 декабря команда отремонтированного миноносца «Статный» взяла на борт корабельные и полковые знамена, секретные документы и все, что представляло ценность для армии и флота, и вышло во Владивосток. Вопреки всем опасениям «Статный» и сопровождающие его еще три миноносца без особых усилий прорвали блокаду гавани Порт-Артура и вышли в море. Японцы даже не решились их преследовать… – Контр-адмирал Иессен умолк, прошел к окну и, отодвинув чуть в сторону тяжелую штору, некоторое время смотрел на бухту, закрытую с моря серой пеленой не то тумана, не то низкой облачностью.

– …Говорят, на все божья воля… – задумчиво произнес он. – Только не понятно тогда, зачем ему такие жертвы?.. За 156 дней войны из 11 тысяч моряков флота и береговых частей ему отдали душу почти 3 тысячи человек. Еще 4 тысячи стали калеками…

Алексеев с недоумением взглянул на Иессена. Он только сейчас, вдруг, подумал, что сам никогда не задумывался, сколько приносится в жертву человеческих жизней. Он был уверен: идут, как на любой войне, вполне естественные потери. Жалостливых война не любит. Жалость на войне – это балласт, с которым можно уйти на дно…

Алексеев почувствовал, что в душе у него произошел какой-то надлом. Сначала он хотел убедить себя, что устал. Бессонные ночи, неудачи на фронтах, переживание за свои и чужие промахи, постоянные укоры государя и, наконец, отъезд командующего 2-ой маньчжурской армии генерала Гриппенберга на доклад к государю из-за спора с Куропаткиным – все, вдруг, слилось воедино и превратилось в ожидание самого худшего.

Подходя к своему вагону, Алексеев обратил внимание на то, что охраны возле поезда стало больше, чем утром. Хотел спросить у коменданта поезда зачем, но передумал. «Им виднее», – решил он.

В вагоне ему подали чай с бутербродом из красной икры и газеты.

Алексеев взял одну из них. Это была местная «Новости Приморья». Страницы газеты пестрили броскими заголовками. Ссылаясь на столичные газеты, «Новости Приморья» напечатала материал, в котором безымянный автор горячо призывал защитить Финляндию, Польшу и изнывающее еврейское население России от произвола властей.

Рядом помещалась статья корреспондента газеты, в которой тот сообщал, что лично сам слышал признание эсера Савинкова в получении членом финской партии активного сопротивления Конни Зиллиакусом миллиона долларов из США на создание в России, Польше и Финляндии боевых организаций.

На последней странице газета сообщала о реакции Европейских стран на события 9 января. Если верить газете, то Европейские страны были уверены в грядущей революции в России. А Франция даже отказала новому министру финансов Коковцеву размещать у себя русский заем.

На глаза Алексееву попалось короткое сообщение о назначении его императорским величеством нового министра внутренних дел. Им стал Булыгин, о котором Алексеев знал понаслышке.

Газета также сообщала, что по совету нового министра внутренних дел Булыгина государь подписал Указ, в котором объявлялось всем русским людям и организациям об их праве сообщать государю свои предложения о желательных реформах государственного устройства.