Константин Петришин - Заговор жрецов

Однажды такой «семейный скандал» зашел так далеко, что с обеих сторон были вынуждены вмешаться дипломатические службы России и Германии.

Алексеев при всем глубоком уважении к государю считал эти поступки Николая II мальчишеством, а их ссоры с Вильгельмом беспричинными.

Теперь же у Алексеева где-то подспудно назревало чувство опасения: как бы эти мелкие ссоры не привели к большому разладу отношений между кузенами. Тогда беды не миновать.

«Лучше война между кузенами, нежели революция, – рассеянно подумал он. – При войне всегда можно договориться о мире. А с революцией не договоришься…»

Размышляя об этом, Алексеев в то же время понимал, что между династиями Романовых и Гогенцоллернов уже давно сложился союз, не закрепленный печатями, но прочный и нерушимый – обе династии не могли жить одна без другой. Извечный страх за место под солнцем заставлял Романовых и их немецких кузенов быть всегда готовыми объединить усилия против своих врагов.

Алексееву хотя и было отказано в почетном месте рядом с троном, он не обижался. Ему хватало и тех солнечных лучей, которые обогревали трон.

…На какой-то маленькой станции их поезд держали дольше обычного. Когда Алексеев спросил – почему, ему ответили, что впереди пути разобрала китайская банда хунхузов.

Через час поезд тронулся, но уже в сопровождении усиленной охраны из двух сотен казаков.

Наблюдая в окно за невеселой картиной проплывающего мимо пейзажа, Алексеев сказал адъютанту, накрывающему обеденный стол.

– Дожились… Под конвоем движемся…

– Без охраны, ваше высокопревосходительство, двигаться сейчас опасно, – ответил адъютант. – Японская конница, говорят, добралась уже до Монголии…

– А целый час мы простояли тоже из-за японской конницы?

– Нет, ваше высокоблагородие. Я вам докладывал, по какой причине…

– То-то и оно… Распустились все! – недовольно проворчал Алексеев. – Этих китайских разбойников надо отлавливать и живьем под поезд класть… Может, тогда утихомирятся… Газеты есть? – неожиданно спросил он.

– Мне передали, что вы отказались читать газеты… Если желаете, я прикажу принести.

– Желаю. После обеда пусть принесут. Читая их, легче дремать будет.

После обеда Алексееву принесли газеты, однако читать он их не стал. Лег на диван и прикрыл глаза. Ему, вдруг, пришел на ум последний разговор с министром иностранных дел Ламсдорфом в том же июле прошлого года сразу после прогулки с Николаем II на яхте «Штандарт». Ламсдорф тогда высказал мысль, что Вильгельм будет вынужден, если революционная ситуация в Германии не пойдет на спад, попытаться отвлечь внимание немцев от внутренних проблем за счет войны с Францией… И сразу высказал опасение, как бы война не переросла в революцию из-за дополнительных расходов на нее, людских потерь и других причин, связанных с войной.

«Почему он говорил о Германии, а не о России? – подумал Алексеев. – Разве у нас все по-другому?..»

Алексеев вспомнил, как об этом беспокоился и бывший посол в Германии Шувалов, который однажды сказал, что кайзеровская армия скорее будет повернута на Россию, а не на Францию…

Получался какой-то замкнутый круг.

Временами, под однообразный стук колес, Алексеев начинал дремать, но тут же открывал глаза. В последнее время он стал бояться снов, а они, как нарочно, приходили кошмарные, после которых у него днями болела голова и покалывало под сердцем.

Чтобы не уснуть, он начал снова перебирать в памяти события лета прошлого года, когда он находился в Петергофе. Ему тогда понравился советник русского посольства в Берлине Муравьев, который за обедом, устроенным Ламсдорфом, на слова начальника военного кабинета Германии генерал-адъютанта Гампе о том, что Вильгельм питает к России симпатию, ответил: «Очень утешительно, господин генерал. Это свидетельствует о том, что немцы нуждаются в дружбе с Россией и страшно ее боятся».

«…Что же получается, – размышлял Алексеев. – Вильгельм боится русской революции, которая, может перекинуться в Германию… Государь боится рабочего движения в Германии и влияния немецких социалистов на парламент и армию… Напрашивался вывод: или союз, или война, в ходе которой можно разделаться со своими злейшими врагами».

В ста верстах от Харбина поезд снова остановился.

Алексеев посмотрел в окно и увидел, что казачья охрана спешивается и занимает оборону с левой стороны от поезда по гребню косогора.

– Боже мой! – вслух произнес Алексеев. – Неужели японцы?

В это время в вагон вошел адъютант и успокоил Алексеева.

– Ничего опасного, ваше высокоблагородие, – сказал он. – Казаки заметили банду хунхузов, которая слишком близко приблизилась к поезду…

И, словно в подтверждение его слов, за окнами вагона грянул залп. Затем пошла беспорядочная стрельба, но тут же прекратилась.

Поезд снова тронулся с места. Поздно вечером Алексеев прибыл в Харбин.

По приезду в Харбин он тут же запросил телеграммой у командующего Тихоокеанским флотом, что известно о пропавшей эскадре адмирала Небогатова.

В этот же день пришел ответ, из которого следовало, что эскадра вышла на связь и благополучно проходит Малаккский пролив…

…В конце апреля состоялась еще одна встреча Алексеева с управляющим особым Комитетом по делам Дальнего Востока контр-адмиралом Абазовым.

На этот раз в Харбин Абазов приехал по поручению Николая II выяснить подлинную картину происходящих на Дальнем Востоке событий.

В первую же минуту встречи Абазов, не таясь, сказал Алексееву, что его поездка связана с вызовом в Петербург командующего 2-й Маньчжурской армии генерала Гриппенберга и его беседой с государем.

– … Его величество удручен всем здесь случившемся настолько, что вы себе, Евгений Иванович, даже не представляете, – сообщил Абазов. – Не успели опомниться от падения Порт-Артура, сразу – Мукден. Куропаткин там потерял около 90 тысяч человек. Таких потерь Россия не имела давно. Двор в ужасе, военное министерство во главе с Сухомлиновым в панике, хотя, если положить руку на сердце, можно сказать, что Сухомлинов один из немногих, кто что-то делает и думает об этой войне. Вот такие дела. А что у вас? – спросил Абазов и внимательно посмотрел на Алексеева.

Тот чуть заметно усмехнулся.

– Александр Михайлович, вы по мою душу приехали или, в самом деле, думаете, что здесь еще можно что-либо поправить? – поинтересовался Алексеев, не спуская с Абазова испытывающего взгляда.

– Я, Евгений Иванович, как и вы, – слуга его величества. Приказано ехать – поехал, – уклонился от прямого ответа Абазов.

Алексеев кивнул головой.

– Все ясно… Дела складываются таким образом, – начал он. – Из подходящих в Харбин подкреплений значительная часть направляется в Приморскую область. У меня есть все основания полагать, что против Владивостока японцы все же направят значительные силы…