Леонид Подольский - Идентичность

– Клейнман – некрасивая фамилия, – объяснила тетя Соня. – В переводе с немецкого: маленький человек. Разве ты хочешь быть маленьким человеком?

– Я хочу быть Клейнманом, как папа. И как дедушка.

– Ты подумай: Вишневецкий – очень красивая фамилия. Все будут тебе завидовать.

О да, Вишневецкий! Фамилия буйных литовско-украинско-польских князей, Гедиминовичей 49и Ольгердовичей 50, Корибутов 51, крупнейших магнатов, властителей Волыни, победителей крымских татар, основателей Запорожской сечи, маршалов, наместников, старост, каштелянов и воевод, зачинателей русской смуты, покровителей Отрепьева, организаторов походов на Москву, первейших вельмож, подписавших польско-литовскую Унию, гетманов польских и литовских, принцев Священной Римской империи, сказочно богатых феодалов, владевших сотнями тысяч крестьян, войсками, замками, городами и местечками, православных и католиков, писателей, музыкантов, поэтов! Это их красавец-замок располагался в Вишневце – от него и пошла фамилия прежних литовских смутьянов-аристократов, мудрым Витовтом, героем Грюнвальда, отправленных на Волынь. Это про князя Вишневецкого Байду сотни лет слагали песни сечевые казаки. Сам Иван Грозный пожаловал герою город Белев. И это князь Иеремия-Михаил, староста Перемышльский и Каневский, богатейший магнат и знаменитый полководец, отец будущего польского короля, разбил под Берестечком Хмельницкого, лютого врага еврейства 52. И, наконец, сам король Михаил 53, последний из Вишневецких. Увы, король-неудачник, жертва придворных и международных интриг, в чье короткое правление был подписан позорный для Польши Бучачский мир. Король, о котором почти сразу забыли. Ненастоящий и недолгий властелин, чью память вскоре затмили блистательные победы Яна Собеского 54.

От знаменитых князей пошла и еврейская фамилия. Мамины предки, очевидно, жили на землях Вишневецких, то ли в окрестностях замка Вишневец, то ли в городе, принадлежавшем князьям. Семейное предание гласило, что некий предок по имени Ицхок служил управляющим в одном из имений князей. И будто дочка этого Ицхока, Мирьям, красавица, вышла замуж за знатного польского шляхтича и, несмотря на сопротивление родителей, стала в крещении Марией – гордые шляхтичи не так уж и редко женились на еврейской красоте и деньгах.

Больше уже в новое время узнавал про свою фамилию Леонид Вишневецкий, раскапывал корни, даже заказал родословную. Что-то особенное чудилось ему: вишневый сад в цвету, весна, воды вешние, таинственные знаки каббалы, цадики, небесная музыка, необычайный замок на горе, приют беспечных 55. Почти так и вышло: все больше встречались арендаторы 56, раввины и канторы 57.

Пролетарское происхождение, столь ценимое в советское время, с трудом отыскалось со стороны бабушки по маме, Стрижевской. Происходила она из небогатой семьи, отец ее был ремесленник-жестянщик – оттого и выдали бабушку за молеха 58из раввинской семьи. Старшие братья молеха, раввины и талмудисты, уехали в самом начале века в Америку, и только младший, неудачник, застрял в своем убогом местечке. Он учился старательно, быть может, даже чересчур, ночи напролет зубрил талмуд и тору, но нудная талмудическая ученость вытекала из него, как вода из дырявого ведра, что-то было в нем не от мира сего, наивная улыбка порой часами блуждала на бледном его, с длинными рыжеватыми пейсами лице, моментами он погружался в глубокую, почти сомнамбулическую задумчивость, в неясные, смутные мечты, бывало, говорил и отвечал невпопад, терял нить беседы или начинал шептать стихи. Он и писал их – на идише и на иврите, стихи даже печатали в каком-то еврейском журнале, но, со слов бабушки, стихи были странные, труднопонятные или, бывало, начинал рисовать или петь, словно дибук 59сидел у него в голове. Все считали его странным, так что раввином он не мог стать и так и остался меламедом 60в хедере 61.

В империалистическую войну, когда не приспособленный к жизни дедушка оказался на фронте и даже убил несколько австрийцев, а потом рыдал над телами врагов, потому что никого не хотел убивать, но, убив против своей воли, нарушил заповедь Божью, бабушка, чтобы выжить и прокормить семью, занялась торговлей. Вероятно, у нее оказался особый талант: дело росло, семья богатела, кроме продуктов, бабушка начала торговать всякой всячиной и кто знает, чего бы она добилась, но тут грянула революция, а за ней и Гражданская война. У бабушки все отобрали, магазин ее поочередно грабили петлюровцы и буденновцы, дело пришлось закрыть. И дедушка: вернувшись с фронта, он вскоре оказался без работы. Религиозные школы закрыли, меламед стал никому не нужен.

Но все как на американских горках: после бедствий военного коммунизма наступил НЭП. Во время НЭПа бабушка снова сумела подняться – отложила золотые червонцы и даже разбогатела настолько, что, когда НЭП отменили и стали высылать буржуев, бабушка Сура с дедушкой Авраамом попали в черные списки. К счастью, у бабушки оказался поклонник в органах, ее очень давний воздыхатель Моше, революционер-большевик, бывший бундовец 62 – когда-то бабушкины родители его отвергли, но он сохранил теплые чувства – благодаря Моше успели вовремя собраться и уехать. Так вышло, что семья с Житомирщины перебралась в еврейский колхоз в Крым. Но и в Крыму пробыли недолго…

За то недолгое время, что Леонид Вишневецкий жил в Израиле, он успел побывать на экскурсии в Дгании 63, матери израильских кибуцев, в этой, как говорил гид, «больше, чем легенде»: кузнице израильской аристократии и национального духа, и у кибуцников 64и мошавников 65в Изреельской долине – там даже снимали несколько комнат на целое лето для внуков. Среди не так давно осушенных болот, столетьями бывших рассадниками малярии, среди каменистой, мало пригодной для обработки земли, безводья, вечного бича этих мест, подаренных некогда Господом Аврааму, Леонид не густые поля пшеницы видел, не апельсиновые и гранатовые рощи и пальмы, не вычищенных до блеска голландских коров, любительниц Баха и Вивальди, не тучные стада, – стирая навертывавшиеся слезы с глаз, он лицезрел перед собой пионеров, новых евреев. Не бывших бедняков из черты оседлости 66, не мелочных торговцев и сутулых ремесленников, не вечных ешиботников 67в ермолках, с длинными пейсами, годами зубривших Талмуд и средневековые сочинения РАШИ 68, дрожавших при слове «погром», но – хозяев обильной, обетованной земли, сначала выкупивших, а затем отвоевавших ее у арабов, превративших пустыни и болота в сады.

Иной раз для олим 69устраивали встречи с ветеранами. То были не обыкновенные древние старики. По возрасту ровесники британского мандата 70, годившиеся в отцы, а то и в дедушки государству 71, иные из них прибыли в страну дважды. В первый раз на «Эксодусе» 72, но были депортированы в тюремный лагерь в Гамбурге. Старики, так мало похожие на героев, с выдубленными солнцем и хамсином 73лицами, уроженцы Пинска, Бобруйска и Умани – это были люди, которым выпало дважды свершить историю. В первый раз, когда, не дождавшись Мессии, они возродили две тысячи лет существовавшую лишь в мечтах страну и оживили древний, погруженный в летаргический сон язык Книги, молитв и ученых-талмудистов. И во второй раз, когда исполнили заветы древних пророков: построили социализм, хотя он и стал уделом лишь немногих энтузиастов. Но они доказали: социализм – это вовсе не детище марксистской материалистической утопии. Совсем напротив: только идеализм порождает настоящий социализм. Их не загоняли в кибуцы, как в России в колхозы, они шли сами, как на великий праздник, чтобы соединить еврейский труд и еврейскую землю.