Дмитрий Дмитриев - Боярыня Морозова. Княгиня Елена Глинская

Поднятая с крестным знамением его рука замерла.

Федосья Прокофьевна заговорила во сне.

– Прощай, мой Владимир… злая судьба нас разлучила… навеки…

– Господи, что я слышу!.. У моей жены, видно, полюбовник есть?.. Владимира во сне она вспоминала… Что же это? Своими ли ушами я слышу? – задыхаясь от волнения, промолвил Морозов.

– Оставь меня… я жена другого… муж старый… а все же муж… – продолжала бредить красавица боярыня.

Бедный Глеб Иванович чуть на ногах стоял.

Ревность, обида, злоба на неверную и преступную жену мучили его. Он хотел броситься на Федосью Прокофьевну, силой и пыткой заставить ее повиниться, а там, вдосталь надругавшись над женой, над ее красой, над ее молодостью, – убить.

Но рассудок взял свое.

Глеб Иванович имел кроткий нрав и податливое ко всякому добру сердце.

«Царь Небесный посылает мне испытание! Надо без ропота нести данный крест. Грешник я… Гордыня меня обуяла, спесь! Вот Господь и послал мне смирение!» – такую скорбную думу думал боярин Морозов.

– Жена моя любая, не ждал я, не гадал, что ты за мою любовь и ласку отплатишь мне позором. Стар я, но все же не след бы тебе смеяться над моими сединами. Господь нас рассудит…

Проговорив вслух эти слова, старый боярин поспешно вышел из опочивальни своей жены, которая продолжала спать самым беззаботным сном, не подозревая, что своим любовным бредом себя выдала.

Глеб Иванович позвал к себе деда Ивана.

Когда дед Иван вошел в горницу к своему господину, то застал его печально сидевшим у стола.

– Ты звал меня, бояринушка? – тихо и ласково спросил дед Иван у Морозова.

– Пожалей меня, дед, я несчастный человек!

– Что ты, бояринушка!

– Правду говорю, дед.

– Да чем же ты несчастен?

– Жена меня обманула.

– Что?.. Боярыня?.. – меняясь в лице, воскликнул дед.

– Да… обманула, надругалась… не пожалела моего славного имени, моих седых волос… полюбовника завела! – со стоном проговорил боярин Морозов, закрывая лицо руками.

– Так ли, бояринушка?

– Так, дед!.. Сама сейчас сказала.

– Как – сама?.. Сама боярыня тебе это сказала? – с удивлением спросил дед Иван.

– Да, во сне… в бреду… Вернувшись из дворца, я застал жену спящей. Во сне при мне она помянула какого-то Владимира, своего любовника.

– Владимира во сне назвала боярыня? – переспросил дед.

– Да… Владимира помянула, змея подколодная! – с глубоким вздохом ответил ему Морозов.

Теперь дед Иван догадался, кто был этот Владимир. Он вспомнил разговор в саду боярыни с молодым стрельцом.

– Бояринушка, успокойся, я знаю этого Владимира, – улыбаясь, проговорил дед Иван.

– Знаешь? – удивился Глеб Иванович.

– Да, знаю. Полюбовника у твоей жены нет, облыжно на нее ты говоришь.

– Как облыжно?

– Да так.

– Кого же во сне жена вспомянула?

– А вот послушай мой сказ.

– Говори, дед, говори.

– Ох, бояринушка, и кипяток же ты! Вспылил, а сам не знаешь с чего. Жену свою ни за что ни про что нехорошим словом обозвал. Не надо бы так… грешно!

– Да пойми ты, дед, ведь я люблю ее! Феня для меня все, все – она жизнь моя, моя отрада! Зачем же ее у меня отнимать! Она Богом мне дана! – с жаром проговорил боярин Морозов.

– И никто у тебя жену не отнимает. Она твоей и останется. А ты послушай, бояринушка.

Дед Иван подробно рассказал своему господину о разговоре боярыни Морозовой с Владимиром Пушкаревым, который случайно пришлось подслушать.

– Так, стало быть, Владимир был только суженым Фени? – радостным голосом спросил у старика Глеб Иванович.

– Только и всего.

– Господи, я думал… Спасибо тебе, дед Иван, большое спасибо! Своими умными словами ты меня вполне успокоил.

При этих словах боярин Морозов низко поклонился своему старому слуге.

– Больно, бояринушка, сердце у тебя беспокойное. И сам ты огневой.

– Что делать, дед, таким уж уродился.

– Хочешь, бояринушка, я совет тебе дам.

– Давай, дед, рад я всегда твоему совету.

– Своей жене про то ты ни слова не говори. Не тревожь себя и ее…

– Не скажу, дед. И виду не покажу.

– Так, так, бояринушка… Будь по-прежнему со своей боярыней ласков и приветлив. Люби ее, она стоит твоей любви.

– Я-то, дед, ее люблю, много люблю, вот она-то меня любит ли?

– Дай срок – полюбит…

– Кажись бы, время, дед, и полюбить ей меня.

– Говорю – полюбит! Она и теперь тебя любит, а придет время – полюбит еще больше.

– Ох, любит ли?

– Сам я, бояринушка, слышал, как боярыня Федосья Прокофьевна своему прежнему суженому говорила, что тебя любит.

– Да неужели, дед, правда?

– И смолоду не врал, а под старость и подавно не буду…

– Дедка мой любый! Знаешь ли, ты своими словами обновляешь жизнь мою и счастьем меня даришь! Да еще каким счастьем-то!

Боярин Морозов крепко обнял и поцеловал старика. Теперь он вполне был уверен в невинности своей молодой жены: деду Ивану он верил.

Боярин Морозов был по-прежнему ласков с Федосьей Прокофьевной, он ни единым словом не намекнул своей жене, что знает про ее свидание в саду с молодым Пушкаревым.

Старый боярин сознавал различие лет между ним и женой. Сознавал, что полюбить его той любовью, которой обыкновенно любят молодые жены своих молодых красивых мужей, нельзя. Он и не требовал такой любви, Глебу Ивановичу нужна была тихая, покойная любовь.

Красавица Федосья Прокофьевна свыклась со своей жизнью. Видя любовь и ласки старого мужа, она привязалась к нему, а скоро эта привязанность уступила место любви.

После шестилетнего супружества у них родился сын, названный при крещении Иваном. По случаю рождения сына радость в тереме боярина Глеба Ивановича была большая.

Мы уже сказали, что Глеб Иванович Морозов занимал, так же как и брат его Борис Иванович, при дворе «тишайшего» царя Алексея Михайловича видное положение. Оба брата Морозовы были близки к царю, и им были любимы.

Борис Морозов получил боярство еще при царе Михаиле Федоровиче, в 1634 году, и был назначен в дядьки к царевичу Алексею, а его брат, Глеб Морозов, получил боярство в 1637 году и назначен был дядькой к другому царевичу, Ивану Михайловичу. Но царевич Иван скоро умер, и боярин Глеб Иванович был послан государем быть воеводой Переславля Рязанского. Но здесь он пробыл недолго и был послан воеводой в Новгород. Там он пробыл до вступления на царство Алексея Михайловича, то есть до 1645 года.

Тогда при молодом царе Алексее Михайловиче Борис Морозов занимал как воспитатель государя первое место. А Глеб Морозов с 1649-го по 1661 год воеводствовал в Казани.

«Для Бориса (Морозова) был очень нужен свой человек, потому что на низу у него было много вотчин, самых богатых, продукты которых, например, вино, хлеб, Борис ставил подрядом в казну, именно в Казань. Последняя известная нам служба Глеба Морозова состояла в том, что он сопровождал государя в двух польских походах 1654 и 1655 годов, находясь неотлучно при его особе. Вообще возвышение старшего брата поднимало, конечно, на приличное место и младшего, человека, по-видимому, ничем особенно не замечательного» [1] Ив. Забелин. .