Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том третий

– В Арденнах, в наших отрядах мало кто выжил. Люди рассеялись, где их теперь искать… – Розе показалось, что Виктор избегает ее настойчивого взгляда. Роза вздохнула:

– Я здесь с Пасхи, а они мне еще полностью не доверяют. Не Сопротивление, а слоеный пирог. Католики, коммунисты, дворяне, сторонники правительства в изгнании… – Сопротивление не пыталось объединить разные группы:

– И во Франции то же самое… – Роза вспомнила рассказы Драматурга, – они, хотя бы, все согласны, что надо спасать евреев… – отряд Маляра и Драматурга считался составной частью Свободных Французских Сил, подчиняясь генералу де Голлю. Роза работала на Armée secrète, силы бельгийского правительства в изгнании. Виктор входил во «Фронт независимости», коммунистическую группу.

– Что не мешает нам сотрудничать… – она насыпала молотого кофе в медный, старомодный кувшинчик. На кухонном столе, придавленная пепельницей, лежала открытка с видом Карлова моста. Роза получила весточку в начале июня. Немецкое радио, три дня подряд, передавало траурные марши, и речи Геббельса, оплакивавшие безвременно павшего героя рейха. Роза читала мелкий, изящный почерк:

– Если наш общий друг решит пройти курс лечения в Бельгии, на водах, сообщи новости о его здоровье, мы волнуемся… – Роза знала, что капитан Кроу, из Лондона, отправился в Прагу. Из Блетчли-парка сообщили, об убийстве Мадемуазель, в Касабланке. Оставалось непонятным, выдала ли девушка какие-то сведения о французских партизанах, или о ней, Портнихе. Элен, правда, не знала, куда направляется Роза, но Портниха, все равно, вела себя осторожно. Цветок в окне оставался на месте. Горшок означал, что посторонние в ателье могут появляться только в случае крайней необходимости.

– Как, например, сейчас… – сварив кофе, она быстро переоделась в простое, хлопковое платье. Девушка взяла из кладовой плетеную корзину. Закурив папиросу, Роза подсвистела Пиаф:

– Sans y penser… Я сказала «Да», почти не думая. Прямо как я и Тетанже… – она горько усмехнулась: «Сейчас подобной роскоши себе не позволишь».

Розу ждали сегодня на полуденной мессе, в соборе Святых Михаила и Гудулы:

– Человек, что туда придет… – Мартен замялся, – организует операцию. Опыт у него большой, твой гость окажется в надежных руках. Все будет хорошо, не волнуйся… – пароль и отзыв поменяли. Роза садилась на пятую скамью слева, держа католический молитвенник.

Мартен велел:

– Запомни. Мадемуазель, пожертвуйте на нужды сирот, и да благословит вас Бог. Ты ему дашь монету в пять франков, и перекрестишься: «Благотворящий бедному дает взаймы Богу»… Копилка у него будет… – добавил Виктор. Роза кивнула: «Я все запомнила».

Покуривая папиросу, она быстро выпила свою чашку:

– Виктор не говорил, кто придет на явку. Наверное, Блетчли-парк сюда человека послал, через побережье… – в стране работало еще с десяток передатчиков. Из соображений безопасности, выходы в эфир чередовали. Портниха отвечала только за передачу информации от берлинской группы. Ей разрешали самостоятельно выйти на связь только в случае острой нужды.

– Что я и сделала… – Роза, с чашкой кофе, поднялась наверх, по узкой лестнице:

– Хорошо, что он запомнил безопасный адрес, в Брюсселе, а то как бы он меня нашел… – в спальне было полутемно. Роза, три дня, ночевала на кушетке, в примерочной комнате:

– Надо его отсюда увозить… – она аккуратно, поставила чашку на столик, рядом с кроватью, – сейчас выходные, а потом клиентки появятся… – женщины не заглядывали наверх, где у Розы была спальня и маленькая ванная, но осторожность не мешала.

На крепкой шее блестела золотая цепочка крестика:

– У его светлости клык… – она коротко улыбнулась, – но с Джоном связи нет, и не появится, до осени… – герцог сидел где-то за линией фронта, в бирманских джунглях.

Он спал, уткнув лицо в подушку. Под левой лопаткой краснел свежий шрам, выше виднелись старые, немного стершиеся:

– От бомбежки, где его мать погибла… – вспомнила Роза, – а девочка, Августа, мать потеряла. Она круглая сирота теперь. Полковник Кроу в СССР разбился, на севере. Сколько сирот… И что с доктором Горовиц случилось, тоже непонятно… – Звезда, с мая месяца, когда она отправилась в Прагу, больше на связь не выходила:

– Может быть, у нее передатчика больше нет, – подумала Роза, – не успела забрать. Однако она знает об Аврааме. То есть, если Авраам жив, если она сама жива… – Роза, почти ласково, потрясла его за смуглое плечо:

– Просыпайся, день на дворе. Кофе я принесла. Надо на рынок сбегать, тебя накормить. Потом на явку пойдем, в собор… – присев в постели, он взял чашку: «Что, приехали за мной?»

Роза прикурила ему папиросу:

– Пока нет. Мы встречаемся с руководителем операции… – Питер отпил кофе:

– Сейчас стану похож на человека. Не обязательно все это устраивать, – угрюмо сказал он, – я бы сам ушел с рыбаками, через Остенде. Из Праги я сюда добрался, и мог… – Роза отрезала:

– Ты на территории бельгийского Сопротивления, и подчиняешься нашим решениям. Пей кофе, кури, я скоро… – послушав стук каблуков по лестнице, Питер устало закрыл глаза: «Она права, конечно».

Холм Тройренберг, разделявший Верхний и Нижний Город, заливало яркое, июльское солнце. Звенели трамваи, перекликались колокола, на готических, темного камня башнях собора. Они нашли немноголюдное кафе, с холщовыми зонтиками, расписанными рекламой пива. Роза, закинув ногу на ногу, потягивала лимонад. Питер взял бокал вишневого крика. Он аккуратно отхлебнул пышную, розовую пену. Стекло холодило пальцы.

Едва увидев Питера на безопасной квартире, в дешевом районе у Южного вокзала, Роза одобрительно кивнула:

– Тебя и переодевать не надо. Костюм потрепанный, но приличный. Никто не придерется… – сержант Левина выдала ему рексистский значок:

– Документов у тебя нет, но со значком меньше шансов, что патрули остановят. Впрочем, я не собираюсь тебя на улицу выпускать, из ателье… – Питер, тем не менее, настоял на том, чтобы пойти на явку, в собор:

– Если он руководит операцией, я должен с ним познакомиться, – сварливо сказал капитан Кроу, – я сюда тоже не в гости приехал… – Роза подняла бровь: «Это как сказать».

Питер появился в Брюсселе, сойдя с кельнского поезда. Только очутившись в Бельгии, он позволил себе выдохнуть. Он, до сих пор, удивлялся, что не заболел, после многочасового блуждания по канализации, и холодной, несмотря на лето, воды Влтавы. В город выходить было опасно. Питер предполагал, что после боя в церкви Прагу будут обыскивать, в поисках выживших подпольщиков. Он вылез на берег к полудню, ниже по течению реки. Обнаружив, что потерял пистолет, в крипте, Питер вздохнул:

– Теперь я с Теодором сравнялся. Миссис де ла Марк меня бы не похвалила… – папирос у него не было. Брюки и рубашка промокли, испуская запах нечистот. Спрятавшись в кустах, перебирая в уме безопасные квартиры, в пригородах, он дождался вечера: