Ник Ремени - Клеймёный

Он никак не мог увязать текущие события с высокими идеалами революции, с речами, которые произносили Троцкий, Ленин, другие ораторы.

Он пытался успокоить Нему, когда она говорила, что их пригнали сюда по этапу. Но товарные вагоны, которых становилось все больше, чем дальше они двигались по транссибирской магистрали, внушали тревогу.

«Откуда берется столько преступников?! – думал Семен Васильевич. – После Октябрьской революции и Гражданской войны прошло достаточно времени, чтобы с ними разобраться. А товарные вагоны с решетками продолжают во множестве мчаться по транссибирской магистрали».

Все эти факты изначально давили на сознание и сердце. Нет, в этой стране делается что-то не так.

Семен Васильевич почувствовал легкий озноб. Он кутался в шинель. Но тело все равно доставал холод. Влажный остывший воздух накатывался волнами с моря, пронизывал его множеством игл. Руднев поднялся. Тихонько возвратился в теплый дом.

Новое двухэтажное здание штаба выделялось среди почерневших от времени одноэтажных домиков. Добротно сложенный из ошкуренных бревен сруб поражал своею новизной, тягучим запахом свежеспиленной хвои.

Семен Васильевич шел, поскрипывая до блеска начищенными сапогами. В его походке улавливался годами отработанный строевой шаг. Его гимнастерка с кубиками на вороте, была строго стянута широким ремнем. Форма военного подчеркивала крепко сложенную, стройную мужскую фигуру.

Начинающее полнеть лицо, внимательные и добрые карие глаза, широкие губы, кажется, расплывшиеся в улыбке, темные русые волосы, зачесанные назад. Так выглядел прибывший по назначению новый комиссар укрепрайона.

Над поселком стоял густой туман. Он окутывал деревья и темные домики. Бухта и море находились вдалеке. Но комиссар чувствовал море. Несмотря на туман, там, где оно находилось, горизонт открывался сплошным бело-синим маревом. Казалось, что ему нет конца и края.

В свое время он угадывал Черное море за десятки километров. В воздухе пахло рапой. Небо становилось голубым и высоким. Семен Васильевич вспомнил море у Севастополя, где он служил после окончания политической академии. Ласковое, теплое. Они с Немой и Радиком подолгу не выходили из воды. Сын, несмотря на возраст, быстро научился плавать.

В Крыму они жили в домике для командного состава высоко над морем. К нему вела деревянная лестница с перилами. Они спускались к морю по скрипучей лестнице. Долго смотрели на голубую водную гладь. Следили, как ее стремительно разрезает сторожевой катер вдалеке.

В свободные минуты они всей семьей бродили по берегу. И в шторм, и в штиль. Последний особенно любили. Тогда купались долго. Заплывали за волнорез – бетонные глыбы, которые ровной дорожкой возвышались над гладью воды. Ее постоянно меняющееся зеркало тянулась от волнореза в бесконечную даль. Этой дали нет конца и края.

Здесь все не так. И море не то. Холодное, постоянно волнующееся. Лесенок тоже не увидишь. Над бухтой нависли дикие скалы. Строители делают ее планировку, укладывают бетон. Базу для военных кораблей.

Семен Васильевич представился по уставу комдиву, коменданту укрепрайона Петру Григорьевичу Барановскому, выложил на стол личные документы. Пожилой уставший мужчина с жиденькой бородкой сказал слабым голосом:

– Садись!

Достал из пепельницы, полностью забитой окурками, слабо дымящуюся папиросу. Сделал несколько глубоких затяжек. Взял со стола паспорт Руднева. Внимательно его просмотрел. Потом раскрыл диплом. И хотя там все было написано, переспросил:

– С высшим военным образованием?

– Так точно!

– Поди ж ты! Молодец! У нас преобладают практики. Вроде меня. За плечами два класса церковно-приходской школы. А целую крепость на шею повесили!

Комдив продолжал изучать диплом. Не удержался от эмоций:

– Ленинградскую, военно-политическую академию? Поди ж ты!

– Сами видите! – улыбнулся Руднев широкими губами.

– У нас много ленинградцев.

– Очень приятно.

– Думаю, ты с ними найдешь общий язык.

– Буду стараться.

Возвратил документы Семену Васильевичу.

– Должон тебе сказать: обстановка у нас напряженная. Чуть проштрафился, – органы наркомата внутренних дел к стенке прижимают. Поди ж ты, докажи им, что не виноват. И военные и гражданские пашут целыми сутками. Настроение у людей неважное. С ними надо усилить политическую работу. Больше объяснять, что к чему. Что япошки в любой момент могут в бухте объявиться.

– Вижу: обстановка напряженная.

– Крепость сложная. Сооружения для стрелкового оружия, пушек, дальнебойных орудий. Бухту обустраиваем. Создаем базу для сторожевых кораблей, канонерских лодок, минных заградителей, торпедных катеров, подводных лодок, вспомогательных судов…

– Работы непочатый край, – заметил Руднев.

Петр Григорьевич встал из-за стола. Он не стеснялся своего невысокого роста. Что форма на нем висела, сапоги были большими, не по размеру.

Семен Васильевич смотрел на мешковатую фигуру своего начальника и думал, что не только домашние, но и сослуживцы могли бы подсказать комдиву больше внимания обратить на свою внешность, хотя бы подогнать форму.

Петру Григорьевичу на свою внешность глубоко наплевать. У него «крепость висит на шее».

Он опять взял папиросу. Глубоко затянулся. Сделал несколько шагов.

– Должон тебе сказать, Семен Васильевич, что времени на раскачку нет. Оформляй документы в кадрах. И за дело.

Открыл дверь, выглянул в коридор. Сказал первому попавшемуся офицеру:

– Григорий Иванович, покажи начальнику политотдела гарнизон.

Григорий Иванович был моложе Руднева, тоже имел военное образование. Высокий, со светлыми волосами и русыми усами, командир дивизиона оказался общительным офицером. Он взял у дежурного ключи от кабинета начальника политотдела. Открыл дверь. Мужчины попали в небольшое помещение. Там стояли стол, несколько стульев. На стене висела выполненная черной тушью карта-схема Хабаровского края с выделенной красным бухтой с надписью: «Де-Кастри».

В ящиках стола и металлическом сейфе лежали папки с документами. Руднев не стал их разбирать. Отложил это дело на «потом». Григорий Иванович за шторками на окне достал пепельницу. Они закурили. Начали знакомиться поближе.

Командир дивизиона Григорий Иванович Туров прибыл в Де-Кастри в прошлом году. Вспомнил, как его в 1932 году назначили командиром 3-го дивизиона 2-го артиллерийского полка 2-й Приамурской дважды Краснознаменной стрелковой дивизий. Назначение это радовало. И не только потому, что Турова повышали в должности, но еще и потому, что служить предстояло в городе.

Однако вскоре его вызвал командир артполка, как-то загадочно улыбнулся и сказал: