Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы

Михаила Борисовича покоробил повелительный тон, с которым Николай обратился к Софи. Если кто-то здесь и мог повышать голос, то только он один, как глава семьи и владелец Каштановки. Но он из учтивости держал себя в руках, в то время как его сын, двадцатипятилетний франт, изображал из себя супруга – властелина. Все, что напоминало Михаилу Борисовичу о правах Николая в отношении молодой женщины, выводило его из себя.

– Я отвезу Никиту к родителям сегодня же! – подытожил Николай.

Гнев, кипевший в душе Михаила Борисовича, нашел выход и обрушился на его сына.

– Что ты вмешиваешься? – заорал он.

– Но, отец, зачем нам этот мальчишка, он здесь не нужен! – сказал Николай.

– Одним больше, одним меньше, что это меняет? Ты ведь не откажешь в таком удовольствии своей жене?

Подобный итог ошарашил Николая. Михаил Борисович воспринял его удивление как дерзость. Что за нелепость сморозил он, чтобы его сын смотрел на него такими глазами?

– У тебя великий дар безмерно раздувать никчемные истории! – с раздражением продолжил он. – В важных делах на тебя нельзя рассчитывать, но когда речь идет о пустяках, ты тут как тут и блистаешь, изображая из себя сильного мужчину!..

Желание задеть противника увлекло его дальше, нежели он того хотел. Софи задумалась о причине этой ссоры: «Все, что говорит и делает сын, выводит отца из себя! Неужели потому, что Николай молод, а он уже нет?»

– Возьмите себя в руки, отец, прошу вас! – воскликнула она. – Николай не заслуживает упреков, которые вы ему адресуете!

– Я рад, что вы так снисходительны, – саркастическим тоном возразил Михаил Борисович. – Но если вы допускаете, что ваш муж не оказывает вам должного почтения вашей личной жизни, то не можете помешать мне, если я хочу запретить ему вести себя таким образом в моем присутствии.

– Он не был непочтителен ко мне!

– О! Вы так полагаете? Очаровательная беспечность! А мы, русские, так уважаем женщину, что считаем делом своей чести защищать ее во всех жизненных обстоятельствах! Разве во Франции ведут себя иначе?

– Оставьте ваши сравнения Франции и России! Я не нуждаюсь в вашей поддержке! Если Николай поведет себя неправильно со мной, об этом должна сказать ему я сама!

Михаил Борисович пришел в великое возбуждение. Этот женский гнев взволновал его, потому что относился к нему одному. Поддавшись вспышке ярости, Софи вручила ему частичку самой себя, как сделала бы это под влиянием любовного смятения. Он раздул огонь и грелся у этого пламени.

– Неужели я обидел вас, пытаясь защитить? – сказал он с притворным простодушием.

Она пожала плечами. Забыв о сути разговора, Михаил Борисович стал внимательно приглядываться к тысяче мелочей, блеску волос Софи, вышивке на ее корсаже, изысканной форме ее ногтей. Мужской голос заставил его подскочить. То был голос сына. Надо же, он проснулся!

– Спор этот смешон! – кричал Николай. – Как я выгляжу на фоне вас двоих? Да пусть этот мальчишка остается или уходит, мне наплевать! Делайте что хотите!..

Он вышел, хлопнув дверью.

– Разъяренный баран! – бросил ему вслед Михаил Борисович.

Глаза его заблестели от удовольствия. Софи побежала за Николаем и догнала его в спальне. Он сидел на краю постели, упершись локтями в колени и свесив голову.

– Мой отец терпеть меня не может, – сказал он.

– Да нет! – возразила Софи. – У него отвратительный характер. Он раздражается из-за пустяка. А поскольку ты самый близкий ему человек в доме и тебя в глубине души он любит больше всех, то именно на тебя он и набрасывается, когда что-нибудь досаждает ему.

Она не была убеждена в том, что говорила, но Николай выглядел таким удрученным, что она старалась прежде всего не допустить, чтобы пострадало его самолюбие.

– Если бы я знала, что произойдет, – продолжила она, – я бы оставила Никиту там, где он находился! Давай отвезем его вместе в деревню?

Он рассмеялся:

– О нет! Отец расстроится! С его точки зрения, этот мальчишка обладает всеми достоинствами, поскольку ты им интересуешься.

– Ты смешон!

– Я не дал тебе оснований так говорить! Ты полностью изменила моего отца! Тебе достаточно поднять мизинец, и он уже приходит в восторг, стоит открыть рот, он тут же одобрит тебя, а когда ты уезжаешь на прогулку, он скучает, дожидаясь твоего возвращения!..

– Ты забываешь, что и двух дней не проходит без ссоры между нами!

– Такого рода ссоры он сам затевает для своего удовольствия!

– Короче, сегодня ты упрекаешь его в том, что он симпатизирует мне, как прежде упрекал за то, что он был враждебен со мной? – весело заметила она. – О! Какие же вы сложные, господа русские!

– Не смейся, Софи, заверяю тебя, иногда я задаю себе вопрос, что здесь делаю. Мы женаты, но у нас нет личной жизни. Этот дом не наш. По каждому поводу мы должны советоваться с отцом. В итоге все решается не между нами с тобой, а между ним и тобой! Я частенько тоскую по Санкт-Петербургу. Если бы я мог вернуть должность в министерстве…

– Но и там ты не был счастлив, Николай!

– Потому что у нас не хватало денег, чтобы жить так, как мне бы хотелось! Но со временем мое положение улучшилось бы. Там я мог питать любые надежды!

– Здесь так же!

Он вздохнул, почувствовал, что внутренне опустошен.

– Я чувствую себя ненужным… Как будто снова стал ребенком…

– А ты когда-нибудь переставал быть им? – сказала она, присев рядом с Николаем и погладив его рукой по волосам.

Она уже замечала, что чрезмерная печаль, так же как чрезмерная радость, омолаживала его. «Пока я не подарю ему сына, он будет таким», – подумала она. Всякий раз, когда эта мысль посещала ее, она причиняла ей боль. Хотя время прошло, Софи не могла смириться с тем, что потеряла ребенка, которого ждала, носила, родила. Если предположить, что у нее появится другое дитя, не настигнет ли и его смерть через несколько дней? Врач успокоил ее на этот счет, но она боялась верить ему. И чем больше Софи присматривалась к Николаю, тем отчетливее сознавала, что его мужские заботы намного легче тех, что мучили ее.

– Ты унываешь, – сказала она, – а ведь в этой нищей деревенской глуши, что окружает нас, так много можно сделать! Мне нужна твоя помощь! Я ничего не могу без тебя!

Софи намеренно расхваливала его. Он поднял голову. В его глазах мелькнул огонек заинтересованности. Она заговорила с ним о крестьянах, опасавшихся голода:

– Я обещала в случае необходимости обеспечить их продовольствием.

– Если ты ласково попросишь об этом отца, он не сможет тебе отказать! – заметил Николай с горькой улыбкой.

Она притворилась, что не заметила этого.

– В целом, – сказала она, – поля под зерновые распределены плохо. Разве нет бóльших площадей под паром к северу от Шатково, на холме?