Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы

– Замолчите вы или нет? Или я велю высечь вас вместе с мужиками!..

Испуганные женщины тут же смолкли.

– Что касается вас, – продолжил Михаил Борисович, подходя к крестьянам, – то советую вам подумать. Я имею обыкновение держать обещания. Солдаты прибудут сюда очень скоро. Или вы посадите картошку, или, клянусь вам, на ваших спинах не останется и мизинца нетронутой кожи!

Эту угрозу он произносил по меньшей мере в десятый раз. Мужики пошептались между собой, подтолкнули старосту в плечи, и тот упал на колени. Его выцветшая бороденка растрепалась на ветру. Глаза помутились от влаги. Он раскинул руки и замычал с дрожью в голосе:

– Батюшка наш, благодетель, делай с нами что хочешь на этой земле, бей нас, убивай!.. Только не заставляй сажать эту мерзость, из-за которой нам гореть в аду!..

– Но, несчастные вы идиоты, – взревел Михаил Борисович, – разве вы не слышали, что сказал отец Иосиф! Он же божий человек! И знает, о чем говорит!..

– Отец Иосиф знает, что такое Божественный свет, – возразил староста, – но ему неизвестно, что такое адская темнота!

– Нет, – вмешался отец Иосиф громовым голосом, – я знаю все: и добро, и зло, и высокое, и низкое. И я говорю вам: ничего не бойтесь, поскольку я освящу землю там, где вы будете сажать.

Смуглый, бородатый, пузатый, он размахивал серебряным крестом, чтобы призвать к смирению свою паству. Широкий рукав рясы соскользнул, обнажив волосатую кисть.

– Давайте! Все вместе! За работу! – прикрикнул он.

Староста погрузился в молчание, но мужчина не сдвинулся с места.

– Никто не имеет права строить счастье людей вопреки их воле! – прошептала Софи. – Если эти крестьяне не хотят сажать картофель, надо позволить им делать то, к чему они привыкли! Что угодно лучше насилия… жестокости в отношении безоружных, невежественных людей!..

Она устала, чувствовала себя разбитой, дрожала от жара.

– Но как же, Софи, это ведь недопустимо! – сказал Николай. – Если мы уступим им сегодня, то потеряем всякую власть над ними в будущем. После мужиков Шатково настанет очередь мужиков другой деревни, затем еще одной обсуждать наши приказы. В конце концов они решат, что им все позволено…

– Как же ты можешь опасаться, что они не станут повиноваться тебе, если выступаешь за отмену крепостного права?

– Я – за отмену крепостного права, но против беспорядка. Даже в демократическом государстве необходимо определенное управление. Иначе будет анархия, замешательство в умах, разрушение…

Софи с трудом переносила эту полемику на глазах толпы мужиков, ожидавших пытки. Она не знала, как опровергнуть доводы Николая, и тем не менее ощущала, сколь бесчеловечным было это право наказывать рабов, предоставленное хозяину; даже когда хозяин прав, а рабы ошибаются. Михаил Борисович подошел к ней и пробурчал по-французски:

– Ну, что вы на это скажете? А? Хороши же они, ваши мужики! Вот, дорогуша, какому сброду вы посвятили себя!

– Они таковы, какими вы их сделали! – заметила Софи. – Я хочу поговорить с ними.

– Они послушают вас не больше чем меня!

– И все же позвольте мне, я попытаюсь!

– Нет! Напрасно вы встали с постели и напрасно приехали сюда. Я частенько уступал вашим милым уговорам. Но на этот раз дело слишком серьезно. Я до конца буду придерживаться принятого мною решения. Вы не будете говорить с ними, и они получат взбучку.

Он поклонился Софи и вернулся к крестьянам, которых священник продолжал вяло уговаривать.

– У моего отца поистине несгибаемое здоровье! – с восхищением произнес Николай. – Мы здесь находимся уже пять часов, а у него ни малейших признаков усталости!

– Значит, ты одобряешь его, Николай? – спросила Софи.

– Безусловно! – ответил он.

– Я тоже, – подхватила Мария.

У Софи подкосились ноги, и она присела на пенек. Молодая женщина была растеряна в большей степени, нежели в день своего приезда в Россию. «Все это – моя вина! – с ужасом подумала она. – Мои добрые намерения оборачиваются против меня. Если бы я не навязывала идею с картошкой, мужики продолжали бы жить спокойно. Неужели перемена – враг счастья в любой стране, кроме Франции?» Во время этих размышлений она заметила всадника, скачущего вдоль опушки леса. Он тяжело подпрыгивал в седле, расставив ноги и оттопырив локти. Софи узнала Антипа. Он возвращался из Пскова.

– Солдаты близко! – выкрикнул он.

В его голосе прозвучала удивительная радость. Соскочив с лошади, он тут же подбежал к Михаилу Борисовичу, чтобы отчитаться за выполненное поручение. Затем подошел к Софи и Николаю, сообщая снова якобы приятную новость:

– Солдаты подходят! Солдаты подходят!

– Разве ты не знаешь, что они прибывают для того, чтобы избивать твоих ближних? – резким тоном сказала Софи.

– Знаю, барыня.

– Тогда чему же ты радуешься?

Антип тяжело дышал и посмеивался, по лицу его катился пот.

– Всегда приятно видеть, как бьют других, понимая, что мог бы оказаться на их месте!.. Это не я радуюсь, а моя спина!..

Его маленькие глазки лукаво поблескивали. Он поспешно пристроился рядом с отцом Иосифом, чтобы во время экзекуции быть окутанным Божественным благоуханием.

– Эй! Все вы там! – воскликнул Михаил Борисович. – Слышали, что он сказал: солдаты подходят! Не заставляйте их ждать! Отправляйтесь в лес нарезать прутья!

Софи уже не реагировала на дикость ситуации. Все, что делалось, что произносилось здесь, не вязалось со здравым смыслом. Посоветовавшись между собой, мужики послушно направились в лес. Не разбегутся ли они в зарослях? Нет, они, один за другим, вернулись, каждый принес по веточке, очищенной от листьев, и положил ее к ногам Михаила Борисовича, как дар. На лицах крестьян застыло выражение угрюмой покорности. Поскольку некоторые срезали слишком тонкие палочки, Михаил Борисович послал их за другими, покрепче. Они безропотно повиновались. Кучка быстро росла.

Когда розги были готовы, крестьяне собрались в прежнем месте и Михаил Борисович велел Антипу открыть корзину с провизией. Николай, Софи и Мария отказались разделить его трапезу. А он сел на камень и на глазах ошеломленных мужиков принялся уписывать за обе щеки колбасу и пить водку прямо из горлышка бутылки. Лицо его светилось жестокой решимостью. Засаленные губы блестели меж растрепанных бакенбардов. Он вытер ладони о брюки, хотел откусить Вестфальского окорока, но отложил его в корзину, услышав топот копыт.

– Вот и они! – заорал Антип.

Николай узнал мундиры кавалерийского полка, расквартированного в Пскове. Численность прибывших равнялась половине эскадрона. Во главе отряда ехал верхом командир подразделения Шаманский, невысокий черноволосый мужчина, которого Николай частенько встречал в клубе. Приказав солдатам спешиться, Шаманский приблизился к Михаилу Борисовичу, по-военному поприветствовал его и сказал: