Герман Нагаев - Пионеры Вселенной

– Я делал расчеты и убежден, что создание реактивного двигателя – дело вполне реальное.

– Не спорю, товарищ Цандер. Я рад поддержать смелую, новую мысль, однако в ближайшее время у нас это едва ли возможно… Полагаю, что и у вас не будет оставаться времени для изобретательства. Завод работает для фронта, и мы сейчас все силы должны отдавать на ремонт старых и производство новых моторов.

– Но, Павел Николаевич, – вмешался Стрешнев, – скажите Фридриху Артуровичу и о наших перспективах.

– Да, да, разумеется. Теперь трудное время. Красной Армии нужны самолеты. И мы делаем то, что быстрей… Однако уже сейчас мы думаем над созданием своего отечественного авиационного мотора… Пожалуй, вы подойдете именно для этого… Вы кончили в Риге механическое отделение?

– Да. И два курса в Данциге… Я, главным образом, – математик.

– Мы ищем такого человека. Вы не взялись бы за расчеты и разработку карбюратора в новом двигателе?

– С радостью!

– Отлично, – поднялся Крамешко. – Пойдемте в техническое бюро, я вас познакомлю с товарищами – и сразу к делу. Документы оформим потом…

Третьего января 1919 года мягким снежным днем в Ригу вступили красные латышские стрелки.

Цандер узнал об этом еще в тифозной больнице и, выпросив у соседа огрызок карандаша и два листка из ученической тетрадки, написал отцу и Марте. Потом от Стрешнева отправил дополнительно несколько телеграмм и подробные письма с просьбой писать по новому адресу, но ответа не было…

«Что происходит в Риге? Уж не умер ли отец? Не вышла ли Марта замуж? А сестры? Могли бы откликнуться они?.. Может быть, пишут по старому адресу в Тушино? Нет, Иван Назарыч привез бы – каждый день бывает в Москве. Впрочем, едва ли… Если он прибрал мои вещи, то с письмами разделаться ему ничего не стоит… Буду ждать, пока напишут в Москву».

Лишь в апреле, когда Цандер переехал на квартиру, предоставленную Советом, Стрешнев, зайдя к нему в бюро, передал письмо со штемпелем Риги.

– Наконец-то! – радостно воскликнул Цандер и стал читать.

Письмо было от отца. Старик сообщал, что жив, что братья вернулись и теперь дома, что сестры здоровы.

Цандер пропустил подробности и остановился на последнем абзаце, где говорилось о Марте.

Стрешнев заметил, что нижняя губа у Цандера начала слегка вздрагивать и лицо побелело.

– Фридрих, что случилось? Жив ли отец?

– Спасибо, жив. Дома все хорошо, но вот Марта…

Стрешнев подвинулся ближе, дружески положил руку ему на плечо:

– Что, вышла замуж?

– Нет… уехала с матерью в деревню и словно канула в воду.

– Ничего, друг, скоро и от нее получишь весточку, Она славная девушка. Она тебе не изменит…

Весной девятнадцатого интервенты и белогвардейцы начали новое, грозное наступление. Почти трехсоттысячная армия Колчака двинулась на Пермь и Самару. С запада на Петроград рвался корпус Юденича. С юга наступала белая армия Деникина.

В Москве спешно формировались рабочие отряды, а те, кто оставался на заводе, должны были работать за двоих.

Цандер в эти дни трудился по двенадцать – тринадцать часов, а иногда и вовсе не уходил домой.

В двадцатых числах мая положение стало особенно тревожным.

Поползли слухи, что в Москву засланы диверсанты, что несколько групп выловлено на заводах «Брамлей» и «Гужон». В цехах появились незнакомые люди, одетые в кожанки, а то и просто во что попало, – не отличишь от рабочих. Поговаривали, что это – Чека.

Однажды днем, когда Цандер работал особенно увлеченно, в техническое бюро вошла секретарь и таинственно зашептала:

– Фридрих Артурович, вас спрашивают.

– Кто? – не отрываясь от расчетов, опросил Цандер.

– Какой-то военный… огромного роста и с маузером.

Сотрудники испуганно переглянулись.

– Зачем я ему?

– Не знаю… Просит вас выйти.

«Уж не донос ли какой? – с тревогой подумал Цандер. – Фамилия у меня нерусская… Знает меня здесь один Стрешнев, и тот, как назло, уехал в командировку. Ладно, будь что будет…»

Он поднялся и, стараясь не выдать волнения, вышел в приемную.

У окна стоял высокий командир в фуражке со звездой и смотрел на него в упор.

– Вы вызывали? – робко спросил Цандер,

– Да! Не узнаете?

– Нет, не могу припомнить…

– Цандрик, это же я!

– Янис? Неужели? – И оба бросились в объятия друг другу.

– Янис, откуда же ты, Янис?

– Только сейчас из Риги. Был комиссаром в полку красных латышских стрелков, а теперь назначен на Восточный фронт. – Он взглянул на часы. – Милый Фридрих, я уже должен бежать. Вот письмо от Марты. Тут все написано.

– Ой, спасибо, Янис. Что же с ней? Где она?

– Была в деревне, а сейчас дома. Нашла кучу твоих писем. Читает и плачет… Отец вернулся из ссылки. Пауль был со мной… Все собрались домой, а вот я – уезжаю…

– Что же Марта? Хоть два слова, Янис!

– Любит тебя, любит! Собирается ехать в Москву. В письме все написано. Прощай!

Они обнялись, как братья.

– Янис! Так много надо тебе сказать… Так много… Возвращайся с победой. Я буду ждать.

Цандер проглотил соленый ком и, зажав в руке письмо, пошел к себе в бюро…

Домой он вернулся поздно вечером и, вскипятив чай, снова стал перечитывать письмо от Марты.

«Милый, родной Фридрих! Даже не верю, что ты прочтешь эти строки! Я послала тебе больше двадцати писем, и, видимо, ты ни одного не получил…

Я ждала тебя все эти годы, я верила, что мы встретимся, чтобы больше никогда по разлучаться. И вот счастливый день наступил! Рига свободна! Уже идут поезда в Москву… Я прочла, несчетное число раз, твои письма. Я все знаю. Только сообщи адрес, и я немедленно выеду.

Подробностей не пишу – о них расскажет Янис…»

Поужинав, Цандер лег в постель и, еще раз перечитан письмо, положил его под подушку. Затем потушил свечу и, думая о Марте, уснул…

А утром газеты сдержанно сообщили, что красные латышские стрелки оставили Ригу…

Первые дни после известия о падении Риги Цандер ходил как потерянный. Два раза он опаздывал на работу, извинялся, говоря, что задумался в трамвае и проехал свою остановку. Эту рассеянность сослуживцы стали замечать после встречи с высоким командиром. На их вопросы Цандер отвечал невпопад, порой пропускал время обеда, даже делал ошибки в расчетах, чего раньше с ним никогда не случалось. Всем было ясно, что Цандер потрясен и что это случилось после встречи с военным. Но в чем была причина потрясения – никто не знал…

У Цандера было такое состояние, как будто из жизни у него ушло самое важное. Он ходил с опущенными глазами и пытался отыскать пути к тому, чтоб вернуть невозвратимое…

Он не хотел верить, не хотел смириться с мыслью, что больше никогда не увидит своей любимой. Напротив, он старался себе внушить, что еще не все потеряно, что сдача Риги – случайность, что немцы сейчас не так сильны, чтобы ее удержать. «Красная Армия окрепла в боях, приобрела воинский опыт, научилась побеждать. Расправившись с Колчаком, она непременно повернет штыки на запад…» Цандер приводил много доводов, пытался убедить себя, но на этот раз в его душе утвердилось другое убеждение, на которое не действовали никакие доводы. Это подсознательное убеждение было предчувствием…