Иван Фирсов - Морская сила(Гангутское сражение)

При свете раскачивающейся керосиновой лампы Ватранг начал сочинять первое донесение королевской Адмиралтейств-коллегий, королевскому сенату, его величеству королю.

На многие мили растянулась эскадра Ватранга. Кто-то сноровисто ставил паруса, выходил вперед, другие мельтешили, что-то не ладилось с такела­жем, не успели вовремя выбрать якоря, отставали. За зиму экипажи утратили навыки, немало появи­лось пришлых наемных волонтеров. Вербовщики не заглядывали в паспорта датчан, саксонцев, голланд­цев, похлопывали по плечу, ощупывали мускулы, смотрели в разинутый рот. У матроса должны быть крепкие зубы.

На второй день похода Ватранг, поглядывая за корму на нестройную колонну кораблей, вдруг услы­шал незнакомый диалект у штурвала. Стоявший ря­дом Фришен, поглаживая рыжую бороду, пояснил:

— Я отобрал среди волонтеров этого датчанина, герр адмирал. Он крепок на качке и отменно удержи­вает корабль на курсе.

Первый поход начался неплохо, правда где-то, почти у горизонта, отстал Таубе со своими шхербота-ми. Но корабли несут вперед по волнам паруса, кото­рые «ловят» попутный ветер.

На третий день шведам не повезло, ветер начал ме­нять направление, зашел к северу, и ввечеру задул встречный ветер, «мордотык», как называли его мо­ряки. Не пятиться же кораблям опять в Карлскрону, пришлось становиться на якоря.

Исполнительный Ватранг в тот же день отправил донесение его королевскому величеству и сенату. Так положено на военной службе. Начальники всегда должны знать, где находятся подчиненные.

Без малого неделю пришлось отстаиваться на яко­рях. «В «собачью вахту», — записал Ватранг, — при пасмурной погоде, ветер был WtS (вест-зюйд), потом переменился наконец».

«Собачья вахта» считается у всех моряков самой тяжелой вахтой, с полуночи до четырех часов утра. Видимо, Ватрангу не спалось в эту ночь. Спустя два дня на траверзе скалистого острова Готланд заштиле­ло. Экипажи подобрали паруса, эскадра легла в дрейф…

В пути шведам нередко попадались купеческие шхуны. Многие из них, английские, голландские, французские, завидев на горизонте эскадру, спешно отворачивали, уходили в сторону. Кому интерес рис­ковать своим товаром! Земляки, наоборот, сближа­лись, приветливо поднимали флаги. Один из таких галиотов подошел к «Бремену». На борт поднялся шкипер.

— Герр адмирал, в Гданьске на рейде неделю на­зад стояли на якорях два русских фрегата.

«Откуда там русские?» — размышлял в недоуме­нии Ватранг. Не знал он, что Иван Сенявин разошел­ся с ним за горизонтом, когда он лежал в дрейфе у Гот­ланда…

Весна брала свое, распогодилось, днем выглядыва­ло солнце. На верхней палубе, по уголкам, вприсядку расположились сменившиеся с вахты матросы. Отды­хать не хотелось, соскучились по теплу.

Укрывшись от ветра за шлюпкой, уединились ка­прал Юнас Фолк и матрос Эрман Шрейдер, родом сак­сонец. Зимой в Копенгагене подписали они контракт, нанялись в шведский флот.

— Харч-то здесь небогатый, — пробурчал кап­рал, — мяса почти не дают, одно пшено да горох.

— Верно, так, — согласился саксонец. Для матро­са сытная пища первое дело. — И хлебец какой-то не­вкусный, да и чарку наполняют не до краев…

Офицеры не испытывали неудобств. У каждого свой запас провизии, вестовой матрос готовит блюда на заказ. В каюте у каждого свой погребок с вином.

В последнее воскресенье апреля рано утром матрос на марсе закричал:

— Вижу землю прямо!

Ватранг поднял подзорную трубу: «Наконец-то Гангут! Следует отметить это событие в морском жур­нале».

«В воскресенье 25 апреля погода улучшилась, шли на всех парусах. В дообеденную вахту заметили маяк на мысе Гангут, а также корабль вице-адмирала Ли-лье. Бросили якорь. Крейсировали, поджидая отстав­шие корабли».

Только к рассвету понедельника наконец-то под­тянулась почти вся эскадра и расположилась на яко­рях у оконечности Гангута.

Пока подходили отставшие корабли, Ватранг при­казал спустить шлюпку и вызвал капитана:

— Мне надобно обследовать прибрежные шхеры и промерить глубины. Пошлите-ка ко мне доброго на­вигатора.

Поздним вечером поднялся на борт уставший, но довольный адмирал. Теперь-то он знает, где и как встречать русских.

Не дожидаясь отставших галер, Ватранг собрал военный совет. Слава Богу, на переходе никто не пост­радал и начало предвещает удачу. Неприятель упреж­ден, теперь следует его встретить в удобном месте, ко­торое он выбрал, и показать царю силу королевского флота.

В прошлую кампанию русские галеры располага­лись подле деревни Твермине. Теперь этот номер не пройдет. Капитаны, как один, согласились с Ватран-гом — занять позицию на рейде у Твермине.

— Мы не допустим русских в бухту и преградим им путь в Або, — закончил старший флагман коро­левского флота.

В те самые дни, когда Ватранг, подобрав паруса, дрейфовал с эскадрой у острова Готланд, в Петербург прискакал нарочный с депешей от князя Василия Долгорукова. Едва дочитав письмо, Петр крикнул адъютанта:

— Сыскать ко мне Наума Сенявина, немедля.

Настроение царя поднялось. Наконец-то Долгору­ков сообщил об отправке из Копенгагена купленных Салтыковым пяти линейных кораблей и выходе в мо­ре двух архангельских кораблей Ивана Сенявина.

Едва Наум Сенявин показался в дверях, ликую­щий царь схватил его за обшлаг, потянул к окну:

— Нынче, Наум, из Копенгагена добрые вести. Салтыков молодец-таки, снабдил и отправил пять ко­рабликов линейных о пятидесяти и более пушках.

Настроение царя передалось и Науму: «Нынче си­лушки на море прибавится довольно».

— То не все, — продолжал в том же духе Петр, — в Ревель днями ожидается и твой братец с двумя ко­раблями с Мурмана, а там, глядишь, и третий поспе­ет. Прежде всех Зотов приведет «Перл» из Пярну. — Царь в приподнятом настроении стиснул Наума за плечи. — Чуешь, сколь силы морской прибудет? Так вот, бери прогонную, завтра же поутру отправляйся в Ревель, покуда дороги не развезло вконец. Прини­май суда по всей строгости и по описи, каждую верев­ку прощупай, осмотри кузова. Не мне тебя учить.

Вскоре у Петра появился генерал-адмирал.

— Слава Богу, Федор Матвеич, мочь наша на море произрастает, — сообщил ему царь радостную весть, — теперича сотня скампавей, как-никак, будет оборонять нас с моря. Мыслю отправить в Ревель Сиверса за флагмана. Как думаешь, вытянет?

После изгнания Крюйса на флоте остались два сто­ящих капитан-командора, Шелтинг и Сивере. Шел-тинга царь решил определить в эту кампанию младшим флагманом на Кронштадтской эскадре, которую собирался сам выводить в море.

К Сиверсу давно присматривался контр-адмирал Петр Михайлов… Теперь все чаще его величали не шаутбенахтом, а на русский манер контр-адмиралом.