Геннадий Ананьев - Риск.Молодинская битва.

Знатно услужил!

Молодец, Никифор. Верный слуга. К тому же голова­стый. И в ратном деле смышлен да опытен. Смог сохра­нить град его удельный от разграбления и жену-рожени­цу уберечь. Честь и слава ему за это.

Опалы государевой, коей опасаются бояре, ему-то че­го бояться. С самого начала царь не послушал его княже­ского совета, а так все и вышло, как он, князь, сказывал.

Конечно, потом он мог бы упрямее стоять на том, чтобы Коломну не покидать, но воля князя Андрея — воля боль­шого воеводы. Ему, князю Андрею, и ответ держать. Да еще юнцу Дмитрию Вельскому, который, запершись в Сер­пухове, всю обедню проспал. Он в первую голову ответчик.

Не только не беспокоился князь Иван Воротынский, он даже гордился собой. А причины тому имелись: не он ли предложил князю Андрею встать с царевым полком насмерть за Коломной. За жизнь свою не страшился. Не он ли добровольно, когда другие бояре отлынивали, предложил возглавить посольство к Магметке — тоже не к теще на блины прогулка!

Степенно и достойно поднимался по ступеням в Золо­тую палату князь Иван Воротынский, не ведающий, чем обернется для него предстоящая дума. Да ему и кланя­лись с подчеркнутым уважением все бояре, как сумевше­му сговориться с Магметом-разбойником, отвести от Кремля угрозу полного его разорения.

Все привычно в палате: рынды-лебеди разметали кры­лья от царского трона вправо и влево; веселящий глаз блеск золота и эмали; меха, стеганные жемчугом. Не ше­лохнутся бояре, вдоль стен сидючи, терпеливо ждут вы­хода государя. Прошел князь Воротынский к своему ме­сту, по роду его предназначенному, и тоже молча, не ер­зая, не проявляя нетерпения, стал ждать.

Государь не спешил с выходом к думным, томя души боярские. Уже все в сборе, о чем ему наверняка донесли, и надо же — медлит. Чего бы это ради? К добру ли? К ху­ду ли?

Появился наконец. Лицо не грозно, но и не источает довольства. Сел на трон и молвил с добротой в голосе:

— Слава Богу, бояре думные, шертная грамота возвернулась ко мне. Слава Богу!

Выдохнула палата негромко, но дружно:

— Слава Богу. Господу нашему…

— А земной герой — окольничий Иван Хабар-Симский…

Царь поднял руку, и в палату, в сопровождении дья­ков, ведающих царевой писцовой книгой, вошел сам зем­ной герой. Не очень-то уютно, похоже, почувствовал он себя, выставленный как бы на суд чинных шапок и шуб.

А царь подливает масла в огонь:

— Поведай, слуга мой верный, как послов МагметТирея-разбойника вокруг пальца обвел?

— Заслуга моя невелика, — начал новоиспеченный окольничий. — Мне весть дал через посланца неведомый мне нойон, верный человек, как посланец сказывал, кня­зя Воротынского. Два важных слова в той вести… Дашкович нудит Магмет-Гирея дать для раззору город, отто­го что мало поживились казаки, к Угре в основном на­правленные. Но штурма не предлагал, хитростью, дес­кать, намерен ворота отворить. А Дашкович — атаман всем известный своим коварством. Когда мы с Крымом союзничали, он что удумал: литовскую рать в татарские одежды обрядил, чтобы, значит, мы мечи на Крым под­няли за то, что якобы не держат татары слова. Вот я и —

ушки на макушку. Не обвел бы вокруг пальца атаман-хи­трюга. Еще одно слово нойона важное: спешит хан до­мой, Астрахань на него готовит поход. Долго никак у го­рода не задержится. Потому и начал я волынить, время затягивать.

— Великое дело тобой совершено: своего государя и Россию, отчину его, от позора спас. Нет у Магметки шертной грамоты! Нет! Никакие мы ему не данники! — сделав малую паузу, продолжил: — Род ваш давно и с ве­ликой пользой служит отечеству. Родитель твой, воевода Нижнего Новгорода, при моем еще родителе спас город от татарского разорения. Много других малых подвигов совершил. Ты же славен тем, что по отцовой стежке шаг держишь. И вот мое решение: быть тебе с сего дня околь­ничим и боярином. Я так повелел, л дума присудила.

Горлатные шапки закивали в знак согласия.

Тем временем лицо Василия Ивановича посуровело. Да и тон изменился, когда он вновь заговорил.

— Теперь, бояре думные, суд стану чинить: отчего та­тар до Москвы допустили без сечи?! Отчего полками, на Оке стоявшими, не заступили путь ворогу?! Ваше слово, бояре.

Как и заведено, перворядным слово — ярославским да суздальским. Они, естественно, в обиде на царя, что глав­ным воеводою речных полков поставлен был юнец Вель­ский. Хоть и племянник он царев, но покатили на него бочки без опаски: нерасторопен, неопытен в ратных де­лах. А затем князь Щенятев яснее ясного сказал:

— Князь Иван Воротынский, прискакавши из вотчи­ны своей порубежной, тебе, государь, совет давал, куда полки рядить, ты не послушал воеводу башковитого, а князю Вельскому доверился. Ничего не велел ему ме­нять.

Когда бояре наговорились досыта и почти каждый со­жалел, что зря не послушали князя Воротынского, вини­ли князя Дмитрия Вельского, что расторопности и рат­ной мудрости не проявил и что совершенно неоправданно двинул полки к Одоеву, Белёву и Воротынску, оттого не смог встать на пути Магмета-разбойника, царь спросил Вельского:

— Что скажешь, главный воевода?!

Вельский был краток:

— Как не послать полки в верховье, если гонцы из Воротынска прискакали с известием, что вся татарская рать в верховье?!

Ловко передернул. Из молодых, да ранний… Дальше у него еще ловчее вышло.

— А из Коломны я не велел трогаться. На поле, ясное дело, выйти цареву полку и дружине Воротынского непо­сильно было, а крепость отстоять вполне могли. Имея та­кую рать за спиной, Магмет-Гирей не вел бы себя так нагло. Князь Андрей не послушал меня.

— Отчего самовольство?! — вопросил грозно царь бра­та своего. — Иль ты главным воеводой назначен был?!

— На защиту Москвы вышли, посчитав, что татары не пойдут через Коломну. Гонец к князю Воротынскому при­скакал с доносом, что татары у его вотчинного града стоят и все Верхнеочье заполонили. Когда же гонец из Коломны догнал нас и сообщил, что татарские тумены переправля­ются через Москву-реку, уже к Северке подступили пере­довые их разъезды, я хотел воротиться, только князь Иван отсоветовал. При гонце наш разговор шел. — Помолчал не­ много, чтобы царь и бояре осмыслили последние его слова, что при свидетеле, значит, упрямился князь Воротынский, продолжил. — Князь Иван иное предложил: встать с царе­вым полком и его дружиной в поле, тумены татарские ожидаючи. Только я рассудил так: поляжет не за понюх табака твой, государь, полк, а дружину князь Иван с собой привел лишь малую. Большая его удел оберегала.

Вот это — удар. Куда ниже пояса. И Василий Ивано­вич сказал свое последнее слово:

— На Казенный двор 123 князя Воротынского. Оковать! Подобртые приказы исполняются без особой охоты, но моментально, чтобы не навлечь на себя опалу. И известие о случившемся тоже разнеслось мгновенно. Еще не успе­ли князя Ивана Воротынского вывести из Золотой пала­ты, а дружинники, приехавшие с ним в Кремль и теперь ожидавшие, как и слуги других бояр, своего господина, узнали о постигшем их несчастье.