Павел Северный - Андрей Рублев

Николо, соблюдая вежливость, справился о здоровье семьи Саверия, обстоятельно интересовался торговыми делами, осторожно осведомился о нравах посадника и архиепископа, а потом рассказал о своем пребывании в Москве. Гость сокрушался, что его не пожелал повидать московский князь, хотя тому было известно, что Николо имел к князю устное повеление Тохтамыша.

Саверий, отвечая на вопросы, привычно ладонью гладил бороду, примечая, что Николо вкушает пищу, но редко прикасается к чаре с медом. Это невольно настораживало Саверия.

– Обижаться на князя Дмитрия тебе, Николо, не положено. Не захотел он повидать тебя, зная, что ты с вестью от Тохтамыша. Донской с ханами не шибко ласков, а Тохтамыша ненавидит за его набег в отместку за Куликово поле. Знал окаянный татарин, когда содеять злодеяние, ведь после Куликовой победы над вражинами Русь обезмужичела. Ты слыхал, что Тохтамыш в Кремле предал огню летописи с книгами?

– А почему московский князь дозволил татарам сделать такое вероломство?

Саверий, утихомирив вспышку гнева, отпив меда, спокойно сказал:

– Донской ответит перед Господом за то, что не смог пресечь татарское злодеяние. Но была тому причина. Князь, собирая воинство, застрял в Коломне.

– Но князь не должен забывать, что Тохтамыш могущественный хан. Его воспитал и поставил ханом в Сарае сам Тимур Самаркандский. [10]

– Слыхал про такого.

– О нем весь мир знает! На всех наводит трепет его имя. Он повелитель вселенной! Меч справедливости!

– Но к нам в Новгородскую землю он не ходок.

Николо перекрестился от удивления и уверенно сказал:

– Услышите о его походе, так сами от страха встанете на колени. Воля Тимура – ураган, все уничтожает на своем пути. Его орды неисчислимы. И самая неодолимая сила в них – барласы. Подумать страшно, сколько он стран покорил и испепелил. Копыта его конницы пеленой пыли застилают дороги его походов, а после них в Самарканд годами идут караваны с завоеванными богатствами.

– С награбленными!

– Иезус Мария!

Николо приложил палец к губам, продолжал шепотом:

– Досточтимый Саверий, остерегайся так непродуманно говорить о великом Тимуре! Не забывай, что у него везде уши, а твои купеческие дороги тянутся и за грани Руси. Тимур мстителен. За неповиновение он приказал сжечь Хорезм, а Ургенч сровнять с землей.

– Ты меня, Николо, не стращай. Тимуру не ступить ногой на Новгородскую землю. Она под охраной Божьих глаз.

– Должен признать, что, побывав во многих иных землях, нигде не встречал более самоуверенных людей, чем новгородцы.

Николо замолчал. А Саверий решил поинтересоваться:

– Пошто вести о себе не подавал?

– В иных землях свои дела вершил. Тебе ли не знать, как извилисты торговые пути. Иной раз к ним и другие дела примешиваются. Нам, купцам, все дозволено. С торговыми замыслами можем сочетать и замыслы наших владык. Укажу одного новгородского купца.

– О ком говоришь?

– О купце Мохоногом. Знаешь его?

– Как не знать! Крестный моего сына! Он, как я знаю, в Византию меха повез.

– А оказался в Самарканде! С мягкой рухлядью до самого Тимура дошел.

– Господи! Неужли Венедим и впрямь осмелился на такое дело?

– Осмелился.

– Но изладил-то все втайне?

– Ему было так приказано!

– Кем?

– Вот об этом мне и надо узнать. Только ты можешь мне помочь с ним свидеться и убедить его быть со мной откровенным.

– А пошто у тебя такая надобность?

Николо кинул взгляд на окна и двери, а убедившись, что они закрыты, ответил:

– Имею на то повеление Тохтамыша.

– Понял!

– Прошу тебя, помоги мне свидеться с Мохоногим. Тебе это сделать легко.

– Просишь о сурьезном. Со скорым ответом на просьбу не торопи. Надо мне к делу с разумением подойти, сперва надо с Венедимом свидеться и исподволь обо всем разузнать. Может, никому не положено знать о его тайном странствии.

– В память старой дружбы, Саверий, не откажи в помощи. В долгу не останусь. Хан тоже воздаст тебе отблагодарение.

– Плевать мне на ханскую благодарность! Только из-за старой дружбы пустил тебя за свой порог. Думаешь, не догадываюсь, пошто ты возле хана? Церковь твоя тебе сие повелела.

– Все так, как сказал. Саверий, обнадежь, что окажешь помощь.

– Сказал уж, для сего время надобно. Чего торопишься. Аль блохи кусают?

– Хан ждет от меня вестей.

– А пошто ж тогда Тохтамыш тебя самого в Самарканд не посылает?

– Мне хочется жить! Небось и Мохоногий не поехал бы, да только ему кто-то приказал так поступить.

– Да кто?

– Не знаю.

Дверь в трапезную, распахнувшись, пропустила человека богатырского облика с копной русых волос. Войдя, он трижды перекрестился и, улыбаясь, подошел к Саверию, который при его появлении проворно встал на ноги в полной растерянности.

– Не ожидал со мной свидеться?

Засмеявшись, пришелец обнял Саверия, и они расцеловались, отвесив друг другу поясные поклоны. Все еще не оправившись от внезапного появления Венедима Мохоногого, Саверий сказал:

– Добро пожаловать, друже!

– Вижу на столе хлеб с солью.

– Гостя привечу из Рима.

Венедим ответил на поклон Николо.

– Садись! Медку отведай. Гость желанный.

Саверий торопливо налил из чаши мед в свою чару.

– А сам? – спросил Венедим.

– Дозволь малость передохнуть, потому в охотку прошлись по питью.

Николо, встав, поклонился Саверию и, устало прикрыв глаза, сказал:

– Благодарю за угощение и прошу дозволения откланяться.

– Отпускать тебя неохота, но разумею, что у тебя есть на то надобность.

Николо и Венедим снова обменялись поклонами, и римлянин, сутулясь, в сопровождении хозяина вышел из горницы.

Вернулся Саверий и, запыхавшись, произнес:

– Дай поглядеть на тебя, шатыга светловолосая.

– Угадай, откудова в родном Новгороде означился?

– А какая мне надобность гадать, ежели знаю, где был!

– Знаешь? – Венедим раскатисто рассмеялся.

– Знаю! В Самарканде с самим Тимуром знакомство свел.

Ответ Саверия усадил удивленного Венедима на лавку.

– От кого дознался?

– От гостя, коего сейчас проводил до порога.

– Да кто он таков?

– Нюхач Тохтамыша. Хан знает, что ты в Самарканд наведывался. Но не ведает, кто тебя туда посылал. Гость мой хочет с тобой знакомство завести. Тохтамыш послал его к нам.

– Ты-то как узнал нюхача?

– Знакомство свел, когда в Рим с мехами ездил. Тебе, видать, тоже наши соболя двери Тимурова царства открыли.

– Бобры! Бобры любую заветную дверь отворят.

– Да как же ты, отпетая твоя башка, решился в эдакую даль податься?

– Аль не новгородец? Давно о Тимуре слыхал, вот и возмечтал на него своими глазами поглядеть. Перекрестился и с караваном в путь подался.

– Перекрестись на образа, что по своей воле подался.