Энн Райс - Иисус: Возвращение из Египта

И тем не менее я делал так, как велел мне Клеопа: я шел с взрослыми. Я был не один.

Когда мы достигли Храмовой горы, я скользнул в нужную мне сторону.

Во дворе язычников народу было немного, и я впервые смог полностью оценить величественные размеры храма, изящество украшений. Все было именно так, как описывал Клеопа.

Но я пришел сюда не за этим.

Я прошел к Соломонову притвору, чтобы послушать учителей.

Их было несколько, рядом с некоторыми собралось много людей, рядом с другими — меньше. Но я искал очень старого человека, человека, который был бы морщинист и сед.

Побродив немного, я увидел самого старого здесь учителя. Он был худ, с глубоко посаженными блестящими глазами, с седыми прядями, выбивающимися из-под накидки, хорошо одетый. В кисточках на его одежде виднелись голубые нити. Вокруг него собралось довольно много мальчиков, большая часть которых была значительно старше меня.

Я стал наблюдать и слушать.

Старый учитель один за другим задавал вопросы жадно ловящим его слова слушателям. Он часто смеялся, и смех его был дружелюбен, но в то же время была в нем некая властность. Он говорил то, что считал необходимым. Он не тратил слов попусту. И голос его был чист, как у молодого мужчины.

Его вопросы походили на те, что задавали нам раввины в школе. Я подошел ближе и тоже стал отвечать. Мои ответы понравились ему. Он кивнул мне, приглашая сесть у его ног. Мальчики потеснились, давая мне место. Я даже не думал об Иакове. Я просто отвечал на вопросы учителя. Рав Берехайя хорошо обучил меня. И вскоре старый учитель стал спрашивать других мальчиков, чтобы и они имели возможность проявить себя.

Потом зазвучали трубы, возвещая вечернее жертвоприношение, и мы прекратили занятие, чтобы помолиться.

И вот настал момент, которого я ждал, хотя даже не знал четко, чего именно жду. Мое сердце часто забилось. Мальчики разошлись по комнатам, где они спали, или по домам, кто жил в Иерусалиме. А раввин пошел в библиотеку храма, и я последовал за ним вместе с еще несколькими мальчиками.

Библиотека оказалась очень большой, даже больше, чем библиотека Филона. В ней было несметное количество свитков, а еще стояли столы, за которыми, склонив головы, работали писцы. Когда вошел старый раввин, они встали из уважения к нему.

Но раввин прошел мимо них в собственный кабинет и позволил мне пойти с ним. Один из мальчиков всю дорогу расспрашивал его про Закон.

К их беседе я прислушивался лишь краем уха. У меня была другая цель.

Наконец я остался наедине с раввином. Он уселся за свой стол, и ему принесли чашку вина. В комнате зажгли лампы. Нас окружали полки со свитками. Пахло пергаментом, папирусом и горящим маслом. Если бы мое сердце не стучало так сильно, я бы внимательнее тут осмотрелся.

— Чего же ты хочешь от меня? — спросил старый учитель. — Ты долго ждал. Скажи, что тебе нужно.

Я помолчал, но мне в голову не пришло ни единой мысли, ни единой подсказки, что и как сказать. Тогда я решил начать с того, что уже знал:

— Восемь лет назад в Вифлееме родился младенец. Ангелы пели пастухам, когда он родился. Ангелы называли его Христос Господь. Через несколько дней три человека с востока, персидские волхвы, пришли к младенцу с дарами. Они утверждали, что их вела звезда.

— Да, — сказал старик. — Я знаю эту историю.

— Что случилось с этим младенцем?

— Зачем тебе знать это? Почему ты вообще об этом говоришь?

— Умоляю тебя, скажи мне. Я не могу думать ни о чем другом, только об этом. Я не пью и не ем, думаю день и ночь. Я должен узнать об этом ребенке.

Он подумал над моими словами, отпил вина.

— Хорошо, я скажу тебе, — промолвил он. — Чтобы ты наконец мог подумать о чем-нибудь другом. И заняться учебой, как должно.

— Да, — согласился я.

— Эти волхвы, как ты их называешь, эти мудрецы пришли в Иерусалим. Они пришли во дворец Ирода, который стоял к югу от Вифлеема. Они сказали ему, что шли за звездой. Они сказали, что знамения в Небесах поведали им о рождении нового царя. — Раввин замолчал на мгновение, потом продолжил: — То были богатые мужчины, хорошо одетые, с караваном верблюдов и слугами. Они были советниками при своих правителях. И они несли дары этому младенцу. Однако возле Иерусалима звезда повисла над скоплением деревень. Они не могли найти то место, где находится ребенок. Ирод принял этих людей, притворился, что очень хочет узнать, кто же этот царь. — Старик горько улыбнулся и снова отпил вина.

Я ждал.

— Ирод созвал нас всех, старейшин, писцов, всех, кто знает Писание, чтобы мы решили, где мог родиться истинный царь Израиля. Как всегда в подобных ситуациях, Ирод разыграл перед нами и волхвами горячую заинтересованность. Он буквально умолял нас скорее сказать, что говорят Священные книги.

Старик покачал головой. Он отвернулся, скользнул взглядом по стенам, потом медленно обернулся ко мне.

— Мы сказали ему, что Мессия должен родиться в Вифлееме. Это была правда, не более того. Уж лучше бы мы ничего ему не сказали. Но ведь мы не знали тогда, что в Вифлееме уже родилось дитя и что его рождение сопровождалось чудесными знамениями! Мы не слышали об этом, потому что ребенку было всего несколько дней от роду. Еще никто не рассказывал об ангелах, о матери-деве. Все это мы узнали позже, гораздо позже. Мы знали только то, что говорит Писание. И мы думали, что эти люди с востока были язычниками, которые ищут неизвестно что. Поэтому мы ответили не хитростью, а правдой. А что касается Ирода, то мы отлично понимали, что этот человек хочет чего угодно, только не найти истинного царя, Христа.

Он опустил голову.

Ожидание было невыносимо для меня.

— Ребе, что же было дальше? — спросил я.

— Волхвы отправились в Вифлеем. Мы потом узнали об этом. Они нашли дитя. Они принесли ему дары. Однако они не вернулись к Ироду, как он просил их. Они ушли домой, по неизвестной дороге. И когда Ирод услышал об обмане, то впал в ярость. Рано утром, когда было еще темно, он послал солдат из своей крепости в Вифлееме и наблюдал с парапета, как они вошли в каждый дом и убили каждого ребенка младше двух лет!

Я вскинул руки к небу. В горле моем застыли рыдания.

— Они выхватывали детей из рук матерей. Они бросали их головой на камни. Они перерезали им горло. Они убили всех. Не осталось в живых ни единого малыша.

— Нет, это невозможно! — выдохнул я, не в силах кричать. — Они не могли так сделать!

— О да, могли и сделали, — печально сказал раввин.

Рыдания, перехватившие мне горло, грозили вырваться наружу. Я не мог шевельнуться. Я хотел закрыть лицо руками, но не смог.

Потом меня затрясло, и я заплакал. Заплакал всем телом, всей душой.

Руки раввина сжали мне плечи.

— Сын мой, — бормотал он, — сын мой.