Николай Рогаль - На восходе солнца

Уезжая в Иман на Войсковой круг, Архип Мартынович решительно распорядился ставить заездок напротив своего дома. О намерении своем он объявил на собрании, после выборов, когда все станичные бородачи находились под хмельком. Тут же Тебеньков нанял мастеров, условился о цене и сроке окончания работы.

— Соображаете, казаки? — весело спрашивал он, потирая руки, довольный, что удалось устроить выгодное дельце. — Пущай теперь хохлы ленка ждут. На-ко, выкуси! Не пустим рыбу дальше казачьей земли. Научим хохлов уважать наши права. Казачьи привилегии...

К возвращению Тебенькова сооружение заездка закончили. Со двора Егоровне был виден на реке длинный ряд кольев, будто невысокий забор протянулся от ближнего берега к дальнему. Плескалась вода в широкой проруби.

В переулке заскрипели полозья: сани остановились возле соседского двора, и трое приезжих тоже прошли в дом.

«Званые гости у них, что ли? — Егоровна почувствовала смутное беспокойство, но посмотрела на заездок, и мысли ее отвлеклись. — Коптильню налаживать надо. В городе копченого ленка с руками оторвут», — хозяйственно подумала она, спустила собаку с цепи и пошла в дом.

Приезжими были Чагров и Савчук. Привез их из соседней деревни Василий Приходько. Они торопились к поезду, но хотели час-другой потолковать с казаками. Уже целую неделю друзья колесили по волости.

Василий отпустил чересседельник, привязал лошадь, положил на снег охапку сена.

— Ну, пошли! — сказал он затем. — Хозяина зовут Никитой Фомичом. Человек он порядочный. Собак опасаться не нужно, тут им стеречь нечего.

Своим приходом они прервали интересный для всех присутствующих разговор. В комнате было человек десять казаков, не считая детишек, головы которых виднелось во всех углах и на печке.

Савчук сразу приметил Коренева. Он сидел прямо под лампой, повешенной на гвоздь, вбитый в верхнюю часть оконного косяка. Свет падал на него сверху, лицо скрывалось в тени и казалось от этого резче, угловатое. Хорошо был виден пустой правый рукав. То, как Коренев держал голову, как повел на вошедших глазами, сухой горячий блеск которых был заметен даже в тени, обнаруживало в нем человека, знающего себе цену. Савчук сочувственно подумал: «Эге, брат-рубака, отмахался, знать!»

Хозяин — небольшой рыжеватый казак, проворный, ловкий — сидел на полу среди комнаты, по-китайски поджав ноги, и плел из прутьев внушительную по размеру ловушку — «морду». Его старший сынишка — мальчик лет тринадцати — распаривал в плите на жару прутья и подавал отцу. Дело привычное, судя по тому, как безошибочно угадывал он малейшее движение своего родителя. В комнате остро, по-весеннему, пахло красноталом и китайским лимонником.

— Садитесь, гостями будете, — приветливо сказал Никита Фомич, поздоровавшись с Василием и его спутниками. — У меня, видите, фабрика на полном ходу. Ты, Ваня, подавай прутья. Не задерживайся. Нам управиться надо, пока плита не выстыла.

Казаки на лавке потеснились. Двое молодых пересели на порожек. Гости уселись, и тут все взрослые сразу потянулись к кисетам — спасительная привычка.

Когда дым от цигарок смешался и поплыл широкой струей к раскрытой дверце плиты, один из казаков спросил:

— Городские, стало быть? Любопытствуете на наше житье?

— Помочь вам хотим, — ответил Чагров.

— Помо-очь, ну?..

— Что-то не видали мы таких охотников.

— Они помогут себе в карман!

— Да у вас самих в карманах один шиш, и выворачивать не надо, — смеясь, сказал Савчук.

Казаки загудели:

— Верно-о.

— Только счет, что хозяева. На три двора — один плуг, и тот без лемеха.

— Положеньице, хоть скачи, хоть плачь!

— Без лемеха в крестьянском деле действительно нельзя. А весна не за горами, — с чисто крестьянской степенностью сказал Чагров. — Что ж, дадим вам лемехи. В этом и будет наша помощь.

— Вот это дело, если не врете.

— Не приучены врать. Да и не к чему. — Мирон Сергеевич с доброжелательной улыбкой посмотрел на сидевшего ближе к нему рослого казака в желтом дубленом полушубке. Тот, прищурясь, выдержал его взгляд, спросил:

— Потом небось хлеба потребуете?

— А где нам взять хлеб-то? — вопросом же ответил Чагров. — На то у нас и есть союз рабочих и крестьян.

— Так то крестьян, а мы — казаки! — со смешком заметил парень с порожка, прекратив на минуту грызть семечки.

— Каза-аки... Знаем мы вашу вольную жизнь, — усмехнулся Савчук. — Если не считать атаманов.

Парень на порожке блеснул глазами.

— Вот у нас Тебеньков живет — всех в округе как липку дерет.

— Тебеньковых мы под корень срежем, дайте срок.

— Ага, так он и дается. — Коренев внимательно посмотрел на Савчука, на его шинель. — На Стоходе, случаем, не довелось добывать?

— Нет, мы на реке Стырь стояли, — ответил Савчук.

— Рядом. Был и я на Стыри, будь она проклята! — Коренев выразительно тряхнул пустым рукавом. — Выходит, мы — земляки. А Тебеньковых порода цепкая, это вам надо знать, — и он еще раз, но уже коротко рассказал о Войсковом круге в Имане.

Чагров нахмурился; слушал он внимательно, изредка поглядывал на казаков, пытаясь угадать, как те воспринимают сообщение однорукого. Его несколько смущало то обстоятельство, что Коренев лишь излагал факты, но не давал им своей оценки. Впрочем, казаки знали его отношение к событиям; об этом у них шел разговор перед приходом Савчука и Чагрова.

— Так что теперь у нас свое войсковое правительство, имейте в виду, — все с той же неясной усмешкой заключил Коренев. — Что, не по душе новость?

Савчук сердито отчеканил:

— Не было в тот час меня там с батальоном грузчиков. Я бы им прописал... правительство.

— Стрелять они умеют не хуже вашего...

— Выходит, брат на брата поднимают. Как это можно? — Приходько заметно волновался, ломал на мелкие кусочки подобранный с полу прутик.

— Да, брат на брата! В этом суть. — Чагров успел обдумать неожиданную и неприятную новость. — Хотят натравить казаков на крестьян и рабочих, чтобы богатым снова на шею народу сесть. На темноту вашу рассчитывают.

— Н-да... — задумчиво протянул казак в желтом полушубке. — Пороли мы вашего брата нагайками, пороли... а выходит, — сами себе вредили.

— Интерес у трудовых казаков и крестьян один, товарищ из городу правильно заметил. — Коренев ловко одной рукой свернул на столе цигарку, прикурил от лампы. — И насчет союза с рабочими сказано верно, — продолжал он, сделав одну за другой две глубокие затяжки. — Она, размежевка эта, по всей линии так и идет: богатые к одной стороне, а нам — в другую. Стеной друг против дружки. А там — чья возьмет.

— Тут, товарищи, в результатах сомневаться не приходится, — Чагров очень обрадовался поддержке, которую встретил у Коренева. — Главное — держаться дружно. Наша сила в организованности. Ленин так учит.