Ступников Юрьевич - Всё к лучшему

Кто может знать, что в мыслях

У глупца?

И у кого мы сами на примете?

«Как все-таки прекрасно жить на свете», -

Подумал окунь,

Глядя

На живца.

И отправил, и забыл. Через месяц почта принесла новое письмо от устроителей конкурса. Оно было напечатано на прекрасной бумаге с золотыми буквами, а моя фамилия набрана готическим шрифтом.

В письме сообщалось, что мое стихотворение под названием «Х-Й» произвело оглушительное впечатление на англоязычную публику и было признано одним из лучших в числе присланных. А посему я попадаю в число финалистов конкурса и мой почти гениальный «Х-Й» отобран в «Антологию лучшей мировой поэзии ХХ века» И меня вскоре ожидают еще более приятные новости.

Не прошло и недели, как я получил третье письмо, состоящее из двух листочков. Один – самая настоящая грамота. Что-то вроде «Победителю конкурса «Великий поэт нашего столетия».

На другом мне предлагалось приобрести «Антологию…» с моим напечатанным шедевром «Х-Й».

Фолиант на прекрасной бумаге и в шикарной суперобложке, как и подобает для великих, стоил тридцать долларов. Если же я, разумеется, захочу приобрести два, три и более экземпляров для родственников, друзей, начальников, сослуживцев, друзей и подруг, то предоставляется скидка. Выкупай хоть тысячу экземпляров – все твое.

Я не сомневался в том, что книгу напечатают и пришлют – это была гениальная честная идея хорошего заработка и одновременно радости для тысяч честолюбивых авторов и их многочисленных родственников.

Но ничего не ответил и оставил фирму – устроителей конкурса – со своим «Х-Й»-ем. Не до них – надо было платить по текущим счетам…

Но не тут-то было. Ребята оказались хваткими и действительно с размахом. После повторного напоминания о возможности выкупить фолиант с моим восьмистрочным шедевром я получил приглашение принять участие… во Всемирном конгрессе лучших поэтов нашего века.

Живущих, естественно.

Конкурс предполагался не где-нибудь, а в Лас-Вегасе. На неделю пребывания поэтам предлагались со значительной скидкой туристические пакеты, включающие перелет, устройство в многозвездочной гостинице и что-то там льготное при первом походе в казино.

Не исключено, напоминали мне, что ваше замечательное стихотворение «Х-Й» может получить на конгрессе призовое место, а это значит от пятнадцати тысяч долларов и меньше. Но все равно много.

– Еще бы, – скромно подумал я. – Там ведь никто, кроме меня, не понимает по-русски.

И не отозвался. И не получил премию, и не приобрел антологию. Тридцать долларов показались мне слишком мелкой ценой за славу такого великого поэта нашей эпохи, как я.

И мне удалось их скромно пропить за полученный (и, к сожалению, утерянный в переездах по странам) золотой сертификат с приятелями из бара поэтов-авангардистов в Гринвич-Виллидже, что в даун-тауне Манхеттена.

Через какое-то время, уже забыв о поэзии и благополучно избавившись от советского комплекса полноценности на двух работах, не считая случайных заработков, я увидел в «Новом русском слове» платное объявление. Большое такое и в рамочке.

«Вся дружная и многочисленная семья Хавкиных, – было написано там, – поздравляет Мишеньку с победой в финале на звание лучших поэтов нашего века…». И дальше: мол, гордимся и так держать.

Трудно представить, сколько экземпляров «Антологии…» скупили родственники безымянного для поэзии Миши Хавкина, радость за которого переполняет и мое сердце. Всегда приятно сознавать, что в мире великих, пусть даже и поэтов, есть еще кто-то глупее тебя…

P.S. Предлагаю заинтересованному лицу любой национальности, но при деньгах, войти со мной в долю по подготовке уникального в мировой практике издания «Поэзия ведущих бизнесменов современности» с указанием адресов их фирм, реквизитов и факсов. В особых случаях анонимно предоставляется поэт с оплатой по договоренности. Тайна авторства гарантируется. Тираж неограничен. Акция будет проходить под девизом «Пора кончать. Дадим элите интеллектуальное обеспечение». Сегодня каждый бизнесмен может быть поэтом, если у него есть достаточно средств им стать. Предложения и конверты присылать на домашний адрес Александру Ступникову, сертифицированному лучшему поэту ХХ века.

С «Х…»-ем.

Мы столкнулись с Довлатовым на Бродвее, у входа в офис.

– Как? – спросил он.

И я был благодарен ему за это.

– Да никак…

– Пойди к Гендлеру (шеф бюро радио «Свобода в Нью-Йорке»).

– Был уже.

Он отчаянно махнул рукой и проскользнул, как бы боком. Хотя был большой и высокий.

Ему уже было куда идти. И даже – к кому возвращаться.

Семь лет в стране – ты уже не новый американец. Формально.

А на самом деле… Музей современного русского искусства в изгнании умещался в одной, но большой комнате на третьем этаже здания, где располагалась организация под ужасающим названием «Комитет абсорбции советских эмигрантов».

В городе Джерси-Сити, что как раз напротив даун-тауна Манхеттена, прямо через Гудзон.

Как помощнику директора, мне вменялось курировать и музей со всеми его выставками, технические вопросы издательства «Третья волна» и готовить журнал под названием «Новый американец». Еще точнее, вторую половину журнала – на русском языке.

Англоязычную делал Боб, хотя его звали совсем не Роберт. Он появился неизвестно откуда. Как и я. И пропал неизвестно куда. Что тоже обычно, если человек живет своей жизнью. И кормится ею же. Без подпитки извне.

Название «Новый американец» и сам журнал вышли из еженедельного издания, которое здесь же раньше, в начале восьмидесятых годов, делал Сергей Довлатов.

Так положено считать. Глотать легенды. И пересказывать. И даже чавкать.

В рамках вечно русского мифа об успешности, где у счастливчиков судьбы или таланта все всегда хорошо, а обстоятельства складываются в удобный для их жизни механизм, как детали часов или автомата Калашникова.

Но, если по правде, то все было гораздо сложнее, грустнее и жизненней.

«Новый американец» создали в 1980 году несколько журналистов. Они хотели иметь свое детище, как «Панорама» Александра Половца в Лос-Анджелесе. С авторской колонкой, публицистикой и литературой. И все – настоящее, оригинальное. От информации до аналитики или авторских статей.

Солидное издание не занимается перепечатками. Все они рвались работать, но при этом еще уважать себя и свое дело.

Для них это был выход – работать на себя. Другого пути просто не было.

На факультеты славистики Америки брали немногих. Да и то, как правило, «визитинг профессор». На какой-то спецкурс. По краткосрочному контракту.