Иван Басаргин - Дикие пчелы

Но Евтих вспыхнул – была все же у него совесть, проснулся в нем человек:

– Замолчи, хватит и того, что Макар мертв!

Недобрые разговоры росли. Кузиха побожилась, что видела, как над кладбищем поднялся огненный крест и улетел в небо. Кто-то видел, как уже из открытой могилы выскочил дьявол с рожками, долго плясал на бровке, потом тоже улетел в небо с ревом и криком.

Макара хоронили без отпевания, без панихиды. Но как бы там ни было, проводить его в последний путь собрались многие.

Шли молча. Сочно похрустывал снег под ногами. С неба сыпал и сыпал снег, выбеливал дорогу Макару, последнюю его тропу. И вдруг эту тишину разорвал жуткий вой. Мурашки побежали по телу, волосы зашевелились на головах провожающих. На дороге, задрав голову в хмурое небо, выл Макаров пес. Люди в нерешительности приостановились, с опаской обходили пса. Вой мял и крошил тишину.

Хоронили Макара возле ограды: на самом кладбище поп запретил, мол, убитых не знамо как и самоубийц нельзя хоронить рядом с другими. Молча опустили гроб в наспех отрытую могилу, кое-как его втиснули. Выпивоха Славин поленился вырыть хорошую могилу. Начали забрасывать гроб комьями. Воткнули крест, он накренился – не беда: колдуна хоронят.

А пес все выл и выл, заменяя воем колокольный звон, плач людей.

– Господи! – не удержался кто-то. – Собака плачет, а мы молчим! Что же делается? Страхи божьи! Враки все, что пес – дьявол, зачем же дьяволу плакать об усопшем? Макар – праведник.

Небо послало плотный и тугой снег. И тут, среди зимы, из снежных туч полыхнула молния, грянул гром. Люди пали ниц. Вскочили и побежали. Буран бросался то к одному, то к другому, а потом побежал рядом с Хоминым, забыл обиду, первый раз простил обиду, признал в Хомине будущего хозяина. Но Хомин подхватил с дороги кем-то брошенную палку, со злобой ударил пса. Буран рыкнул, рванул Хомина за полу зипуна, чуть с ног не сбил и, наверное, порвал бы Хомина, но тут налетели люди с побелевшими от страха глазами, затолкали, запинали ногами пса. Он бросился прочь. Нырнул в дубняк…

Бережнов, а с ним десяток охотников, гнали коней, чтобы найти его. Обманул Булавин Безродного. Пес жив, надо его поймать, забрать к себе.

– А ежели он и правда дьявол? – сомневались староверы.

– Он такой же дьявол, как Макар колдун, – с усмешкой ответил Бережнов. – Макар просто дурак, нас оставил, восхотел добротой своей пленить мир, да пуп сорвал. Вот следы Бурана. Разбегайтесь. Зовите. Лаской будем брать пса. Только лаской.

Никто не зашел в дом Хомина, чтобы помянуть Макара. Люди потеряли от страха разум. Не знали что и думать. Вой пса – куда ни шло, но вот молния и гром, да из снежных туч – это что-то значит, может быть, бог дал свой знак, что Макар праведник, а может быть, даже святой. О страхи господни! Что же деется на этой земле? Господи помилуй и прости прегрешения – оговорили Макара.

А Кузиха – да, смел человек во зле – не побоялась, сбегала на кладбище и забила осиновый кол посредине. Теперь колдун не выйдет из могилы пугать и мучить людей. А гром тот тоже послал дьявол. И нечего Макара возводить в сан святого.

Буран побежал на пасеку. Здесь были запустение и тишина: в избушке холодно, все разбросано и перерыто, наверное, воры искали золото. Дверь настежь. На полу снег. Зашел в дом, долго и жадно нюхал старую кошку Макара, знакомые вещи, выскочил и бросился на кладбище. Заслышал позади призывные крики, чьи-то шаги, круто свернул в сопки, оторвался от охотников.

Но в ночь вернулся на кладбище. Сел на могилу, поднял голову и завыл в хмурое небо.

– На кладбище воет, погнали коней туда! – закричал Бережнов и пустил усталого коня галопом.

Хомин схватил берданку, доставшуюся ему от Макара, но Анисья поймала его за рукав, запричитала:

– Не ходи! Не убивай! Беды бы не было! Ить это дьявол! Черный Дьявол!

– Отпусти! Пусть люди знают, что я убил дьявола, что я супротив дьявола. А то, смотри, в колдовстве оговорят, дом сожгут.

Бежал бегом. Небо очистилось. Взошла луна. Шелестела от ветерка старая листва на дубках. Опустился хвост Большой Медведицы. Знобились звезды, покачивались вместе с луной.

Хомин крался на вой. Но пес уже услышал его шаги. Напружинился, глухо зарычал. Хомин вскинул берданку и выстрелил. Промахнулся. Ведь он первый раз взял в руки ружье. Пуля взметнула комья земли с могилы, с воем ушла в небо. Пес прыгнул в чащу и скрылся. Хомин перекрестился, постоял, послушал тишину и пошел домой. Навстречу всадники.

– В кого стрелял?

– В Черного Дьявола, – ответил Хомин.

– Дурак! Что он тебе, помешал? – рыкнул Бережнов.

– Выл. А потом ить это же дьявол.

– Эх! – замахнулся на Хомина Бережнов, но не ожег плетью, опустил. – Поехали домой. Теперь его сто человек не поймают.

Луна упала на сопки. Подле забора крался человек. Вот он остановился у амбара, плеснул керосином на стену, потом подошел к сараю, затем к дому. Вспыхнула спичка, полыхнул огонь. И заметались огни в ночи, залили кровавым светом снег, отогнали тьму. Человек кинулся прочь, низко пригибаясь к земле…

И все же Буран не хотел уходить в тайгу. Он пришел в деревню, сам не зная зачем. Кружился по улочкам. По переулку навстречу бежал человек. Буран тихо зарычал. Человек остановился, попятился назад, затем в ужасе закричал:

– Дьявол! Черный Дьявол! – И повалился на землю. Страх убил его.

Черный Дьявол обнюхал человека, затрусил в тайгу, подальше от людей, от этого суматошного мира.

Хомин очнулся от кошмарного сна. Во сне видел, будто горит дом, сарай, амбар. Проснулся и не поверил, что все это происходит наяву. Выскочил в одних подштанниках. Бежали с ведрами воды люди, кто-то бросал лопатами снег на огонь. Но где там! Подворье Хомина не спасти. Ветер раздувал огонь, метал искры. Стоял гул и треск. Надо спасать ближние дома…

Буран с сопки видел это жуткое кострище, слышал крики людей. Долго стоял и смотрел на этот людской муравейник. Опустился в распадок, затрусил в глубь тайги.

Занялся тусклый рассвет. На месте пожарища дотлевали головешки. Хомин снова стал бедняком.

Но в переулке нашли мертвую Кузиху, а рядом с ней банку с керосином.

– Вот кто был дьяволом! Вот кто подбивал нас против Макара, – говорили люди.

Приехали волостной, урядник, тут же опросили свидетелей, описали подворье и все имущество Кузьмы Кузьмина. Потом был суд. Все, что имел Кузьмин, отсудили Хомину, возместили убыток. Дети не приняли бедняка отца. Кузьма надел на плечи котомку и ушел бродить по земле.

В Ивайловке все переругались. Обвиняли друг друга, что не по-людски похоронили Макара. Проклинали Кузиху, жалели Макара, а с ним Шишканова и Коваля, жены которых остались с детьми, теперь надрываются, чтобы не умереть с голоду, грозились найти истинного убийцу. Никто не верил, что Макара убили эти люди. Потом собрались мужики, отрыли могилу, поправили гроб, насыпали холм земли, ровно поставили крест.