Даниэль Клугер - Волчонок

Митридат подошел, сел напротив. Налил в ритон вина, протянул старику:

— Пей.

— Благодарю, царь, я пью только воду.

Митридат усмехнулся:

— Воду… Ты никогда не будешь иметь власти над людьми. Впрочем, ты уже стар.

— Это правда, — кивнул старик. — Но это означает также и то, что никто не будет иметь власти надо мной, а это уже немало.

— Тоже верно, — засмеялся Митридат. — Но в таком случае мне нечем тебя угостить. В моей палатке нет воды, вино я не разбавляю. Я ведь варвар.

— Я знаю, — спокойно сказал старик. — Благодарю тебя, мне ничего не нужно. Только поговорить с тобой.

— Вот как… — Митридат на миг нахмурился, потом махнул рукой. Залпом выпил вино, утерся. — Ладно… О чем ты хочешь говорить со мной?

Старик задумался, прикрыв глаза. Тонкие пальцы его рук чуть подрагивали.

— Царь, я хотел бы говорить с тобой наедине.

Митридат улыбнулся, пожал плечами. Кивнул телохранителю:

— Оставь нас.

Старик проводил телохранителя задумчивым взглядом, снова повернулся к Митридату. Видно было, что он хочет говорить о чем-то важном, и только никак не может решить, с чего же начать этот разговор.

— Ну вот, мы одни, старик. Говори, что ты хотел… Хотя нет, — перебил себя Митридат. — Сначала назови имя. Кто ты? Чем занимаешься? Откуда и куда идешь?

И тут старик улыбнулся. Его удивительные глаза от этой улыбки разгорелись еще жарче. Он сказал мягко, как обычно говорят с детьми:

— Кто я? Откуда? Разве это важно? Разве так уж необходимо знать — кто я и откуда? Разве это знание что-нибудь изменит в моем рассказе? Откуда я? — Он пожал плечами. — Из мира. Из странствий. Вчера я был из Синопы. А много раньше — из Афин. Еще раньше — из Херсонеса. Завтра буду отсюда, из твоей палатки. Так откуда же я?.. Ты сам видишь, царь, как трудно определить, откуда человек. Для этого сначала нужно определить, что такое время. И вообще — есть ли оно? А это определить очень трудно. Я не смог этого сделать, хотя и приложил немало усилий. Видимо, это одна из тех тайн, которые боги открывают людям неохотно.

Митридат с интересом посмотрел на него.

— Да ты мудрец, старик… Что такое время… Время — то, что проходит, то… — он задумался, — то, что нас меняет.

— Сколько лет ты был в изгнании? — спросил старик.

Митридат нахмурился:

— Зачем тебе это? Семь лет.

— А сколько ты плыл сюда?

— Семь дней.

— Можешь ли ты ответить, что для тебя было важнее: семь лет или семь дней?

Митридат молчал.

— Вот видишь, — сказал старик. — Не так легко определить, что же такое время… Ты сказал: мудрец… Нет, я не мудрец. Но я люблю мудрость других. Великих, настоящих мудрецов. Тех, чьими стараниями изменяется мир.

Митридат поднял брови.

— Мир изменяется стараниями мудрецов? Но разве мудрецов называют «пастырями народов»? Разве мудрость создает новые города и открывает новые земли? Может быть, все-таки это делает власть?

Старик покачал головой.

— Только истинная мудрость может изменить людей.

— Н-ну, хорошо, допустим. И как же эти твои мудрецы изменяют мир?

— Тебе, возможно, покажется странным, но, разумеется, к лучшему.

Митридат коротко рассмеялся.

— Кажется, я ошибся, — лениво сказал он. — Ты и правда лишь похож на мудреца, старик. И не много же ты понял в чужой мудрости. К лучшему? — Митридат покачал головой. — Вот уж в чем я нисколько не уверен.

— Но это так, — спокойно сказал старик. — Поверь мне, царь. Я тоже видел немало горя и страданий, бедствий людских. И все равно я вижу, что мир меняется к лучшему.

— Я не уверен в этом, — повторил Митридат. Его густые брови сошлись у переносицы. — Слишком много крови. Слишком много грязи. Слишком много дерьма. И слишком много измен. А сил мало! А все вокруг — к лучшему! — день ото дня все хуже и хуже. Люди скоро начнут жрать друг друга, взахлеб, с чавканьем! Не потому, что они голодны, а потому, что они — люди.

— Ты ошибаешься, царь, — возразил старик. — Ты молод, у тебя молодые глаза, ты хорошо видишь, но ты ошибаешься. Когда-то было много хуже. Только в сказках существует золотой век. Его придумал поэт Гесиод. На самом деле люди тогда подобны были диким зверям, рвущим друг друга на части, не знающим божественных законов.

Митридат резко поднялся. Висящий у пояса меч неприятно звякнул о металлические бляхи панциря.

— Люди сейчас подобны диким зверям. Сейчас, а не раньше, — сказал он. — Люди убивают друг друга, грызут друг друга. Человек забывает о том, что он человек… Или о том, что рядом — человек. И ничего нельзя сделать. И самому оставаться человеком уже невозможно. Потому что если вокруг — нелюди, что остается? — Он жестко усмехнулся. — Не знаешь, старик? Я сам отвечу. Нужно просто стать сильнее других. Сильнее всех. Иначе шакалы накинутся на тебя и не оставят ни клочка, ни косточки.

— И все-таки ты ошибаешься, царь, — снова сказал старик. Он провел тонкими пальцами по седой бороде, помолчал немного. Снова заговорил: — Ты спрашивал, чего я хотел. Я пришел к тебе вот почему. Ты молод, горяч. У тебя есть сила — боги даровали ее тебе. Ты — царь, в твоих руках власть. Ты умен. — Старик снова замолчал.

Митридат улыбнулся:

— Я молод, это ты верно сказал… Горяч? — Он пожал плечами. — Что ж, возможно. И это неплохо… Царь… — он нахмурился. — Да, я царь. Силен? Умен? — Митридат покачал головой. — Не знаю. Не думаю, что ты прав. Не уверен, — он произнес это слово медленно, разделяя слоги: «у-ве-рен».

Старик спросил:

— Знакомо ли тебе, царь, такое имя: Ямбул?

— Ямбул? — переспросил Митридат. — Ямбул, Ямбул… — он пожал плечами. — Нет, не знаю. Кто он?

— Великий мудрец. Он мечтал о мире, в котором не было бы места жестокости и несправедливости. В этом мире люди уже не были бы подобны диким зверям. Они стали бы людьми, настоящими людьми, царь!

— Мечтал? — усмехнулся Митридат. — Мечтал… Об этом мечтают многие. Все хотят, чтобы не было крови. Все хотят, чтобы люди не возились в дерьме. Все хотят быть сытыми и свободными. И никто не знает, как это сделать. — Он снова уселся на скамью напротив старика.

— Ямбул не только мечтал. Ямбул указал путь, — сказал старик. — Он написал книгу, в которой указан этот путь. Город Солнца. Гелиополис.

— Гелиополис… — повторил Митридат — медленно, словно пробуя на вкус. — Гелиополис, Гелиополис… — Он взглянул на старика. — Что это такое — Гелиополис?

— В этом государстве все равны перед законом и богами. В этом государстве нет бедных. Нет нищих. Все граждане сообща трудятся, все граждане сообща владеют всем. У них нет денег. Каждый пользуется всем, что ему необходимо, бесплатно. Нет денег — нет подкупа, нечестия. Нет денег — нет вероломства, алчности, потому что деньги — причина всего зла в мире, и богатство — источник всякого бедствия и начало всякой несправедливости.